— Да зачем это Королю?
— Нечисть, она и есть нечисть. Лишь бы напакостить… Ну, народ тогда долго не думал. Подняли еще одно восстание, СВОЕ, да и выжгли те деревни, вместе со всеми жителями…
— И детьми?
Якоб промолчал. Долго.
— Детьми… Это — слуги Короля. И никто не знает, как это исправить… Стать-то слугой просто…
— Как? — нарушила паузу Ирма.
— Заснуть в лесу. Съесть сырой гриб. Заснуть в помещении, где есть плесень. Съесть хлеб с плесень… ну или что-то с плесенью. Съесть особый гриб, тут уже неважно, сырой или сушеный. Выпить вино, в котором размешан "чертов порошок"… Способов много, главное — ни один на тебя не подействует, если при тебе есть медный талисман, лучше всего, ключ…
Якоб показал свою связку талисманов.
— Ключа у меня нет, поэтому — держи.
Он протянул Ирме шнурок, на котором висел просверленный медный грош.
— Повесь на шею и не снимай никогда. То, что слуги Грибного Короля уже появились среди дворян — плохой признак. На них теперь можно натолкнуться и в городе…
— А разве…
— Нет, раньше слугами становились только крестьяне. За несколько миль от Чернолесья никто не селится, кроме совсем уж отчаянных смельчаков.
— А барон Шварцвальд? Его замок почти рядом с лесом.
— Этот барон — или очень смелый, или очень глупый…
— Не смей так говорить о дворянине!
— Да, госпожа, — наклонил голову Якоб.
Некоторое расстояние они проехали молча.
— Ты обижаешься? — спросила Ирма.
— Нет, госпожа. Крестьянин не может обижаться на дворянина, госпожа.
— Прекрати!
— Да, госпожа.
Ирма поняла, что нарушила то доверительное отношение, которое возникло после того, как крестьянин — Якоб — ее спас. Он смелый… умный…
Девушка вспомнила летящего коня.
Сильный…
— Якоб, почему ты такой сильный?
— От рождения, госпожа.
Ирма вдохнула и выдохнула:
— А твой отец?
— Такой же, госпожа. Был, пока не умер, госпожа.
— А почему вы такие сильные?
Якоб ответил, не поворачиваясь:
— Крестьянам запрещено иметь оружие, госпожа. Поэтому нам приходится валить деревья голыми руками, госпожа. Так мы становимся сильными, госпожа.
— Ты надо мной издеваешься?
— Нет, госпожа.
Ирма подумала, достала монетку из-за пазухи, посмотрела на нее. Хитро улыбнулась:
— А как же ты просверлил монету?
— Ножом, госпожа.
— А откуда у тебя нож?
Ирма вздрогнула: в борт повозки перед ней воткнулся кинжал.
— Забрал, госпожа.
Ирма проглотила слюну:
— У кого?
— Я не помню, как его звали, госпожа. Слуга Грибного Короля, который хотел вас похитить, госпожа.
— Ты… — Ирма задохнулась, — Ты ограбил тела? Может, еще и деньги собрал?
Перед ней брякнулся крупный набитый битком мешок.
— Они ваши, госпожа.
— Забери их себе! — девушка не находила себе место от возмущения.
Якоб спокойно убрал мешок с деньгами обратно. Чем сильнее обозлил девушку.
"Он еще и деньги забрал!"
Она отвернулась и замоталась в куртку. Потом задергалась, яростно выпутываясь из нее. Она, дворянка, сидит в куртке, которую носил какой-то крестьянин!
Дальше ехали молча.
***
— Есть новости о Рупрехте.
— Он сообщал мне, что девчонку нашли. Привез?
— Нет. Рупрехта и его людей нашли мертвыми неподалеку от границы Чернолесья.
— Всех?!
— Включая лошадей. Их просто измолотили…
— Кто? Кто?!
— Не знаю. Свидетелей не было…
— Постой, а Лана? А шарук?
— Тоже мертвы?
Молчание.
— Да с кем же они столкнулись… Двенадцать человек…
— Господин… В тех краях видели шварцвайсских монахов…
— Монахи? Могли. Они — могли. Или же кто-то третий…
***
— Удалось узнать, кто стоит за происшествием в Штайнце?
— Нет, ваше величество.
— Что говорит аббат?
— Он не может сказать точно, но в окрестностях города произошло еще нечто странное.
— Слушаю.
— У начала дороги епископа Альбрехта нашли убитыми дюжину дворян и лошадей. Убитых зверски, просто измолоченных.
— Кто это сделал?
— Неизвестно.
Пауза.
— Двенадцать человек? Сколько было против них?
— Неизвестно. Может быть, это — наш противник?
— Противник? Мог. Он — мог. Или же кто-то третий…
***
— Все идет как должно, Берендей.
— Кар! Кар!
— Все идет как должно.
"Нет, ну какая наглость! Обычный крестьянин, а ведет себя как… как свободный человек! Хам! Быдло! Землекоп!"
Ирма сидела в повозке, закутавшись в куртку — к вечеру стало холодно — и кипела возмущением. Молча, потому что выказывать свое недовольство вслух — для этого… этого… крестьянина, слишком много чести!
"А я, я-то! Разговаривала с ним, как с… как с ровней! И он еще смел мне отвечать. Да крестьянин при дворянине должен смотреть только в землю и отвечать молча. А он… А он… Да он же ударил меня! Мерзавец! Крестьянин поднял руку на дворянку! Да это же виселица!"
Перед мысленным взором Ирмы появилась черная виселица, на которой мерно и со скрипом покачивался Якоб. Нет, какое-то кровожадное направление приняли ее мысли…
Девушка уставилась в спину Якоба злобным взглядом. Тот на мгновенье обернулся, наверное, почувствовал все ее недовольство. Ирма даже немного устыдилась.
"А он не похож на обычного крестьянина. Другие только и могут, что стоять да бубнить "да, госпожа", "нет, госпожа". А он… Он умен. Смел. Силен. Нет, это не обычный крестьянин…"
Ирма взглянула на Якоба, мысленно примерила ему длинные дворянские кудри, треуголку, камзол…
"Похож. Похож на дворянина. Наверное, незаконнорожденный сын. Интересно, он сам знает?"
Тут почерпнутые из книг идеи столкнулись со знакомой действительностью. В книгах незаконнорожденный сын, как правило, либо оставался единственным наследником, после чего принимал звание и титул и правил подданными долго и мудро, либо горел желанием вернуть свое положение, для чего сражался с законным наследниками, как один, некрасивыми и трусливыми. В жизни же плоды желания дворянина поразвлечься, трудились теми самыми крестьянами, чаще всего не зная, кто их отец. В лучшем случае, отец устраивал их в свой замок слугами или там конюхами. Признавать их не горел желанием ни один.
"Нет, наверное, все же, простой крестьянин. У дворянина, даже незаконнорожденного, должна быть прирожденная грация, изящные черты лица, наследственное благородство во взгляде…"
