— Да-да, разумеется, — тут же ухватила мысль Ольга Ивановна. — Я поговорю с Григорием, и он… с Григорием Алексеичем Семеновым, нашим временным управляющим, и он вам выдаст пропуск. Постойте, Наденька, куда вы? Я хочу пригласить вас на чашку чаю.
— Ну что вы, Ольга Ивановна, право же, не стоит, — принялась было отнекиваться Надя.
— Хорошо, не на чашку чая. А как насчет эксклюзивного интервью с будущей главой банка?
От такого искушения ни один журналист не смог бы отказаться, и минуту спустя девушки уже всходили на мраморное крыльцо банкирского особняка. Джорджик, весело виляя пушистым хвостом, не спеша поспешал следом за ними.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ЛЮДОЕДСТВО: В КАЖДОЙ ШУТКЕ ЕСТЬ ДОЛЯ ШУТКИ
За ужином обстановка была совсем безрадостной. Все, кто находились за столом, ели мало, угрюмо уткнувшись в тарелки, и даже неуклюжие попытки короля Александра развеселить своих сотрапезников никак не могли повлиять на их настроение. Скорее, наоборот.
— Кушайте, господа, — радушно потчевал Александр, — а главное, запивайте. Конечно, пьянство — дело негодное, но стаканчик старого доброго винца на сон грядущий, знаете…
Первой не выдержала госпожа Сафо:
— Это чтобы послужить одновременно и выпивкой, и закуской?
— Не понимаю, о чем вы, сударыня, — благодушно глянул на нее король.
— Ну так я вам объясню, Ваше Величество, — запальчиво вскочила поэтесса, грозно уперев ручки в полные бедра, но король жестом усадил ее на место:
— Не нужно, не нужно, Ну зачем такие мрачные мысли? Может быть, нынче ночью, гм, ничего и не произойдет… Перси, налей мне вина!
Паж, внимательно наблюдавший за госпожой Сафо и прочими, кто был за столом, вздрогнул и, конечно же, опять пролил мимо.
— Ну, за ваше здоровье, господа! — поднял кубок Александр. — И чтобы нынешняя ночь прошла спокойно.
— Предупреждаю, что со мной это дело не пройдет! — вдруг заявила доселе молчавшая донна Клара. — И если господин людоед сунется ко мне в опочивальню…
— То сам будет съеден! — докончил мысль синьор Данте.
— Я предупредила! — высокомерно бросила донна Клара, окинув всех пламенным взором черных очей.
— Такова есть наша жизнь, — философически заметил Иоганн Вольфгангович. — Сначала мы кого-то кушаем, а потом червячки кушают нас.
(Елизавета Абаринова-Кожухова, «Дверь в преисподнюю»)
Хотя господин Семенов уже второй месяц временно исполнял обязанности главы банка, привычки он сохранил самые демократические. К примеру, обедать Григорий Алексеич продолжал в банковском буфете, где любой сотрудник мог запросто к нему обратиться со своими вопросами.
На сей раз Григорий Алексеич обедал в обществе Герхарда Бернгардовича Мюллера, который все более осваивался и в Шушаковском учреждении, да и за его пределами. Поглощая вареники с вишнями, Герхард Бернгардович увлеченно рассказывал Григорию Алексеичу о своих успехах в театре: режиссер Святослав Иваныч был очень доволен им в «Ревизоре» и уже намекал, что если бы герр Мюллер задержался в городе подольше, то вполне мог бы сыграть Мефистофеля в намечаемой постановке гетевского «Фауста».
— Ну так оставайтесь, Герхард Бернгардович, куда вам торопиться? — подхватил Григорий Алексеич. — Вот скажите, вам в вашей Германии кто-нибудь предлагал сыграть Мефистофеля?
— И бин не артист, а работник банк, — резонно возразил Мюллер.
— А разве одно другому помеха? Ну ладно, я вам открою то, что пока что не для широкой огласки. — Григорий Алексеич огляделся, не подслушивают ли. — На днях наш банк возглавит Ольга Ивановна Шушакова, наследница покойного Ивана Владимировича, после чего в должности управляющего делами она утвердит вашего покорного слугу. А вас, дорогой Герхард Бернгардович, мы с Ольгой Ивановной хотели бы видеть на посту советника по зарубежным связям!
— Менья? Затшем? — изумился господин Мюллер.
— Затем, что вы толковый специалист, — объяснил Семенов. — Да не беспокойтесь, друг мой, с вашим руководством я уже договорился, и как только пожелаете, то сможете вернуться к себе в Штутгарт на прежнюю должность… Хотя я бы на вашем месте домой особо не торопился. Ну вот кто вы у себя на родине? — продолжал искушать будущий управляющий. — Обычный клерк, каких много. Ну, может быть, лет через десять сделаетесь каким-нибудь столоначальником, а там, глядишь, и до пенсии недалеко. А здесь… Да вы сами видите! — Семенов заговорщически прищурился. — А девушки у нас — вашим не чета. И вообще, Герхард Бернгардович, ежели вы не согласитесь, что девушки нашего города — самые красивые в мире, то вы мой злейший враг. Да вот взгляните — разве это не прелесть?
Последние слова относились к Любочке — секретарше покойного Ивана Владимировича, перешедшей «по наследству» к Григорию Алексеичу. Она уже с минуту стояла возле столика и, улыбаясь, слушала, как Семенов уговаривал господина Мюллера остаться.
— Григорий Алексеич, только что принесли почту, — Любочка положила перед шефом стопку писем, а одно послание подала Мюллеру: — Это для вас, Гер… Хер… Бер…
Так и не выговорив трудного имени, Любочка отошла от столика, звонко цокая туфельками на высоких каблучках.
— Да вот хоть Любочка — чем не невеста? — говорил Григорий Алексеич, покамест потенциальный жених распечатывал конверт. — И умница, и красавица, а что про нее гуторят, будто с Иваном Владимировичем шуры-муры крутила, то вы не верьте, это все из зависти… Ах, что с вами, Герхард Бернгардович?
Мюллер резко выскочил из-за стола и, прикрывая рот, побежал прочь из буфета.
— Неужто варениками, бедняга, объелся? — озабоченно вздохнул Семенов. — Вот уж верно говорят: что одним здорово, то другим — смерть.
Через несколько минут господин Мюллер вернулся. Бледный и тяжело дыша, он плюхнулся за столик напротив господина Семенова и молча пододвинул к нему письмо.
Григорий Алексеич негромко, но с выражением зачитал:
— «Многоуважаемый Герхард Бернгардович! Извещаем Вас, что котлетки по-киевски, которыми Вы вчера обедали, были изготовлены из человеческого мяса. Впредь будьте более разборчивы в еде. С наилучшими пожеланиями, Ваш искренний доброжелатель». — Григорий Алексеич рассмеялся и положил послание на стол. — Да ну что вы, Герхард Бернгардович, не берите в голову. Есть у нас тут в банке шутники, меня тоже сколько раз по-всякому разыгрывали, и ничего — жив-здоров. Главное, воспринимайте все это с юмором.
— Дас ист отшень глюпий шутка, — проворчал Мюллер, понемногу приходя в себя.
