Дуло прямо в харю, однако в чем-то подобное было даже приятно. Было нечто героическое в движении против ветра, и жаль, что никто не мог оценить этого, еще лучше — воспеть. Подвиг ведь вещь такая — без воспевания это в лучшем случае поступок, а при умелом освещении — не менее чем спасение мира.
Но в целом ехать по полю было значительно легче, чем по лесу. Ни тебе буреломов, ни чащоб. Спокойно намечаешь очередной ориентир в той стороне, куда указывала оставленная бабулей стрела, и едешь как ни в чем не бывало.
В положенное время Антошка пообедал уцелевшими припасами, дал попастись коню, а затем вновь поехал в сторону предполагающегося востока.
Вечером, когда по правую руку стало садиться солнце, он тщательнее наметил ориентир на утро и остановился на отдых. Конечно, можно было бы продолжить свой путь и ночью, бедная Василисушка наверняка все глаза проглядела в поисках своего спасителя, но Иванов боялся заблудиться. Для него все звезды выглядели абсолютно одинаково, и найти среди них Полярную он не смог бы даже под угрозой высылки в родной мир.
Впрочем, перед сном Антошка самоотверженно уставился на небо. На его беду, никаких табличек с названиями около светил не было. Или их просто не было видно в темноте. Антошка смотрел на них, смотрел да и заснул. Благо ночи стояли теплые.
Коварный рассвет наступил слишком рано, когда Иванов еще спал, а крикливых петухов поблизости не водилось. Если же добавить умывание в крохотном ручье, завтрак и прочие утренние процедуры, то выехал Антошка довольно поздно.
Все было по-прежнему. Те же бескрайние травы, редкие крохотные лески, а то и вообще отдельные деревья, полет каких-то птиц в вышине, стрекотанье кузнечиков... Только ветра больше не было, а так...
Скоро Антошку начала донимать жара. Скрыться на открытом месте было некуда, и поневоле приходилось героически терпеть. Больше всего на свете Иванову хотелось снять раскаленные доспехи и напяленное под ними белье, но кто и когда видел одетого не по форме богатыря? Да и как потом надеть кольчугу на подгоревшие плечи? Даже крема от загара с собой нет.
А дорога становилась все длинней и длинней. На третий день Антошка догадался, что едет не по полю, а по степи, на четвертый с изумлением заметил, что солнце стало садиться не справа, а спереди, на пятый — почему-то слева, а на шестой — позади. Антошка долго размышлял в седле, а затем внезапно понял, что, скорее всего, опять заплутал. Только избушки с Бабой-ягой больше не попадалось и некому было показать правильную дорогу. Что Бабе-яге в степи делать? Тут если кто и есть, так степные разбойники, да и те куда-то попрятались.
Антошка посмотрел на бескрайние и безлюдные просторы и едва не завыл по-волчьи. Тоскливо и протяжно. Волков, кстати, нигде тоже видно не было.
Положение было безвыходное. Продукты подошли к концу, взять их было негде, а о том, чтобы найти убежище Кощея, не стоило и говорить. Крутом лежала цветущая степь, которой не было ни конца, ни края. Главное же — в ней совсем не было дорог, словно случайные путники, как птицы, могли ориентироваться в пространстве и без проблем двигались в нужную сторону.
Оставалось ехать наугад, в надежде на свою звезду. Ведь если он герой, то ему просто должно повезти. Случайный ли обоз с продуктами, благородная и прекрасная путешественница со слугами и запасами, такой же странствующий витязь, только знающий направление и с мешком, полным съестного, одинокая корчма, в которой всегда рады проезжим клиентам... Да все что угодно, лишь бы не пасть голодной, бесславной и безвестной смертью!
Если бы Иванов знал имена здешних богов, обязательно бы молился, а так просто умолял Судьбу или тех, кто, возможно, скрывается на местном небе.
Ему повезло. Если это можно назвать везением. За одним из холмов, которыми стала изобиловать степь, навстречу богатырю попалась большая группа всадников. Человек пятьсот. Во всяком случае, не меньше двадцати.
Первым побуждением Иванова было ринуться к ним с распростертыми объятиями, но всадники предупредили его желание и бросились к Антошке первыми. Почему-то с обнаженными саблями.
Лишь тут Иванов обратил внимание на их вид. Характерные халаты, шапки и узковатые глаза наводили на мысль о кочевниках, а поднятый ими режущий слух визг подчеркивал ее правдивость. Иванов вспомнил, что говорили при дворе Берендея о степных налетчиках и их нравах, и послал коня в галоп.
Героизм, когда его никто не видит, это не героизм, а откровенная глупость, поэтому и свою скачку Антошка устроил в противоположную сторону. Драться со степными разбойниками он не собирался. В случае победы взять с них все равно нечего, а при поражении такие запросто могут убить.
Какое же приключение со смертью вместо эпилога? Так никто не договаривался.
Коварные степняки никак не желали взять в толк эту простую истину и с ходу бросились в погоню. От топота копыт за спиною дрожала земля, от улюлюкания звенел воздух, и все это отнюдь не улучшало Антошкиного настроения.
Отважный богатырь приподнялся в седле, наклонился к конской шее и всячески поощрял скакуна мчаться изо всех сил. Тот словно понял некоторые затруднения хозяина и старался вовсю.
Но как быстро ни несся бы конь, стрела оказалась еще быстрее. В первый момент Антошка даже не понял, что именно вдруг больно ткнуло его в оттопыренный зад, да не просто ткнуло, а так и осталось прямо в ягодице. Когда же понял, то от боли, стыда и бессильной ярости мощно вонзил в коня шпоры.
В свою очередь конь от боли поднажал, да так, что, случайно оглянувшись, Антошка едва смог разглядеть отставших преследователей.
Когда он снова посмотрел вперед, то едва не свалился с седла. Навстречу стремительно накатывалась еще большая толпа кочевников. Нет, сами они были неподвижны, но с седла возникало впечатление, что они несутся на Иванова вместе со всей землей. Только на этот раз они стояли к Антошке спиной, а подальше виднелись другие воины, похоже, не имевшие к степнякам никакого отношения.
Если бы Иванов мог отвернуть, он отвернул бы без колебаний. Увы! Конь нес его на такой скорости, что ни о каких маневрах не приходилось и думать. Тут бы как-нибудь удержаться, не свалиться, а то загремишь так, что никаких костей не соберешь.
Столкновение с кочевниками было страшным. Примерно так брошенный камень влетает в стекло, разбрасывая его по сторонам мелкими осколками, а сам продолжает дальше свой стремительный путь.
Вот таким же стеклом оказался строй кочевников. Кто-то из самых несчастных рухнул прямо под копыта, более счастливые — всего лишь в пыль, а наиболее везучих перепутанные кони понесли в разные стороны.
