Я отправляла Зуба в настоящее изгнание, не нынешнему чета. Под Вуалью почти никто не сможет заметить его, но и сам Зуб не захочет быть кем-то замеченным – даже издали, даже бегло. Боль и страх, мои тёмные орудия, вряд ли позволят ему жить среди людей. Даже внимание диких зверей и птиц будет для него источником страданий, пусть в меньшей степени.
Единственным выходом для бывшего княжича станет избавление от нынешнего "я". От его эгоистичной, манипулирующей другими, умной и расчётливой сущности. Если Зуб научится смотреть на мир иначе, Вуаль Пустоты утратит действенность… а если вспомнит былой взгляд на вещи, она проснётся снова. Так я сказала смутной тени, корчащейся передо мной, прежде чем убрать барьер заклятого круга. Сразу после исчезновения круга тень метнулась к выходу и пропала.
Прощай, княжич.
Сдаётся, что оставленный мною выход для тебя слишком узок, и от Вуали тебя освободит только смерть. Но не думаю, что во всём мире о твоей гибели или твоём исчезновении пожалеет хоть одна живая душа. А раз так, то и я не пожалею о содеянном.
К тому же боль и страх – наилучшие учителя для тех, кто хочет измениться. Это значит, что у тебя осталась надежда на лучшее, а моё проклятие нельзя назвать бессмысленно жестоким.
…Шиан осталась недовольна тем, как я обошлась с Зубом. Как-никак, я лишила её законной гордости от выигрыша в кулинарном состязании. Но всем сразу не угодишь, и поварихе пришлось смириться. А мне – отложить исполнение данной отцу клятвы.
Что ж, раз супружество откладывается на неопределённый срок, утешимся иными способами. Удаляясь от "пятой чеки" и Иренаша привычно решительным шагом, я практики ради вспоминала падёжные формы лафенийских глаголов. Моё женское тело не может пользоваться иным зрением более двух часов в сутки, но для моего драконьего тела таких ограничений не существует.
Да-да. Так называемый "дневник Орфуса" остался у меня. Белоглазому я всучила подделку второго порядка. Изготовлена она не слишком тщательно, но не думаю, что воздушник сможет и захочет проверить соответствие двух переплетённых рукописей: той, которую отдал, и той, которую получил обратно. Возможно, "злотворный" Стилет делал копии "дневника Орфуса", имея перед глазами образец подлинного дневника. Если так, я бы охотно взглянула на оригинал. Но если нет, я вполне обойдусь своими силами. Во всяком случае, прочесть и понять скрытые где-то на страницах "дневника" послания Стилета мне по силам.
Сломать механизм фальшивого заговора некромантов, состряпанного эртом Даури и магистром Тарцем, вытащить Стилета из якобы неприступных застенков, даже исполнить клятву, данную отцу… я смогу всё. Я ведь всё-таки урождённый маг. Не интриган вроде Белоглазого и не прилежный копиист, подобные которым получают магистра первой ступени просто "по выслуге".
Я – настоящий маг, хотя пока доказала это только себе самой.
А магия – это искусство невозможного.
Пролог: выбираем лица
Длинный коридор. Ниши в стенах – не особенно частые, с нерегулярными промежутками между ними. Пол – полированный малахит или очень схожий с ним материал. Потолок… его просто нет. Смотреть вверх, в неопределённого цвета и изменчивой глубины марево, трудно. Нет, глаза не слезятся, и головокружения не возникает. Но зрение начинает довольно быстро протестовать, а рассудок – требовать чего-то более надёжного.
Никто из идущей по коридору тройки вверх не смотрит.
Впереди всех плавно движется невысокий человек: скорее молодой, чем в возрасте, скорее жилистый, чем мускулистый, скорее гибкий, чем сильный. Лицо его имеет восточные черты, но довольно неопределённые. И сглаженные. Не лицо, а мультипликационный образ. Слегка недорисованный, а потому лишённый настоящей индивидуальности. Чёрные блестящие волосы уложены волосок к волоску, простой синий халат до пола перетянут широким шёлковым поясом с танцующими змеями, кисти рук спрятаны в чёрные шёлковые перчатки.
Больше о первом из троих сказать нечего.
По левую руку от него (и самую малость отставая) идёт женщина. Волосы её – непокорное пламя, глаза – карие огни, душа – порыв бури над ледяными торосами, улыбка – путеводный свет, а шаг решителен, но притом аккуратен. Кроссовки, в которые она обута, шумят не больше, чем невидимые глазу мягкие туфли первого из идущих. Бледная кожа, черты лица и пропорции спортивной фигуры указывают на смешение кровей откуда-то с северо-запада. Ростом женщина превосходит обоих своих спутников на полголовы, а одета в серые джинсы и серую водолазку.
Позади первого из троих идёт мужчина, происходящий, как и первый, с Востока. Если сложить возраст двух его спутников, получится число, примерно равное его летам. Обуви на ногах нет. Одежда традиционна – свободные штаны и рубаха, приталенный халат, пояс – и выдержана в тёмных тонах. Шаги даже более плавны, чем у идущего первым, руки сцеплены за спиной. Первая ясно видимая седина серебрится в прядях у левого виска. По правой щеке змеится тонкая нить старого шрама. В чуть опущенных глазах – усталость, доходящая до равнодушия. В беседе третий из троих не принимает участия, по сторонам не смотрит.
А меж тем в нишах коридора есть на что посмотреть.
– Может, этот? – спрашивает женщина, приостанавливаясь и показывая влево. Там горой мышц высится обнажённый по пояс четырёхрукий гигант, вооружённый палицей, удавкой, трезубцем и серпом. Кожа у гиганта зеленовато-синяя, голова – безволосый шар, от глаз к затылку идут два ряда шиповидных рогов.
– Детство, – отмахивается молодой. – Облик перспективный, но толком не освоен. Зрелищно и неэффективно.
– Ну, а этот? – жест в противоположном направлении. Там скорчился на слишком высоком для него троне карлик с непропорционально крупной головой. Детали фигуры скрадывают складки плотного чёрного плаща, так что самое сильное впечатление во всём облике карлика производят глаза: белёсые, огромные, пронзительно блестящие, словно у сумасшедшего или пророка.
– Узкая специализация, – фыркает молодой. – Способности к мысленному контролю зашкаливают, но действуют только в слоях со специфическим пси-спектром.
– Хорошо, оставим психократа до лучших времён. А что скажешь насчёт этой… дамы?
Ирония в голосе. Ещё бы! "Дама" в нише сильно смахивает на задавшую вопрос. Такие же рыжие волосы, только более длинные и пышные. Такая же фигура, только… пофигуристее. Такая же гордая осанка. Такой же оттенок кожи. И даже лицо несёт печать неявного, но всё-таки угадываемого сходства. Картину довершают облегающий серебристый комбинезон, какое-то стрелковое оружие в кобуре на боку и шлем вроде мотоциклетного в приподнятой левой руке.
