Ознакомительная версия.
– Рыбу, говорят, выкладывай! – приказал он. – Всю отдашь – отпустим!
– Да подавитесь вы этой рыбой! – в сердцах воскликнул Родриго и, раскрыв сумку, вывалил консервы и мороженого хека на пожухлую прошлогоднюю траву.
– Это что? – опускаясь на корточки, спросил тот, кто был вовсе не дядей Антипом.
– Рыба!
– Это – рыба? – он взял банку и повертел ее в толстых когтистых пальцах.
– Рыбные консервы, – объяснил Родриго.
– И где же такие водятся? – нехорошо оскалившись, поинтересовался незнакомый водяной.
– Откуда я знаю! В море, в океане…
– В Океане! – воскликнул водяной с дубиной. – Так это же нам прислали! Нам! Из Антарктиды!
Хорошо, что Родриго уже знал про обращение к антарктическим жителям, не то бы расхохотался – и получил дубиной по глупой голове.
– Вам, вам, – подтвердил он. – Ешьте на здоровье.
– А как? Стой, куда?
Попытка проскочить мимо дубины на лестницу блистательно провалилась.
– Это не рыба! – сидя на корточках, продолжал матерый водяной.
– Да рыба же! Вон – и картинка нарисована!
Водяной изучил наклейку.
– У нас такая не водится.
– Так говорю же – из океана!
– Сам ешь, мелиоратор! Кусай! Ну? – водяной с неожиданной резвостью вскочил.
Банка была поднесена прямо под нос Родриго, но парень увернулся и кинулся бежать, во всю глотку призывая Антипа и Афоню.
– Идем, идем! – раздалось от берега.
Родриго пробежал еще несколько метров и, не слыша сзади топота, обернулся.
Если бы он не был так напуган, то расхохотался бы.
Водяные, плавающие быстрее иной рыбины, по суше передвигались исключительно шажком, их мощные ноги с мягкими и широкими ступнями не были приспособлены для бега, и потому преследователи сразу отстали от парня, но торопились, как могли. Навстречу же им на предельной скорости ковыляли Антип и Афоня.
– К нам, сюда! – кричал Афоня, уже вооруженный ржавым железным прутом. – Ах вы, змеева икра!
– Ты что ж это творишь, Панкрат?! – ревел Антип. – Нам рыбу несут, а ты в кустах караулишь? Наша рыба! Не отдам!
– А ты какого рожна наше место занял? – завопил в ответ Панкрат. – И так тут рыбы жаба наплакала, так еще и ты под самым боком поселился! Решено же – ближе двухсот саженей не селиться! Так что наша рыба!
– Да кем решено-то?! – возмутился Антип, озаренный подозрением, что решение возникло – здесь и сейчас, прямо в Панкратовой нечесаной башке. Как, возможно, и прочие судьбоносные решения, расхлебывать которые приходится теперь всему роду-племени.
– Всеми! Стой, Антип! Ни с места!
– Рыбу отдавай!
Родриго отбежал в сторонку, а водяные схватились драться. Афоня с Прокофием рубились, как фехтовальщики, прутом и дубиной, а Панкрат с Антипом покатились в обнимку, рыча и взвизгивая.
Обойдя по дуге это дикое побоище, парень взбежал на мост. Несколько секунд он стоял, соображая, потом принял решение и, подняв руку, кинулся чуть ли не наперерез приближавшемуся автомобилю. Машина притормозила.
– Жить надоело? – спросил, высунувшись, шофер, чуть постарше Родриго, и разинул рот – только теперь понял, что на мосту безобразничает живой негр.
– Ты посмотри, что там внизу! – Родриго махнул рукой, призывая шофера к перилам, и тот, бросив машину на произвол судьбы, побежал смотреть.
– А ни фига себе! Это – кто?!
– Слушай, будь другом, погуди!
– Сам погуди! – велел шофер, уже ничему не удивляясь и следя за побоищем с совершенно зверским азартом.
Родриго обогнул машину, сунул руку вовнутрь – и раздался столь необходимый ему сейчас вой.
Афоня и Прокофий разом подняли головы.
– Ой, мама дорогая! – с тем шофер, увидевший наконец-то их страшные рожи, отскочил от перил. – Садись, поехали! Это же людоеды!
Но Родриго не переставал жать на гуделку.
Еще несколько машин остановилось – водители не могли понять, что тут творится, а любопытство, как известно, кошку сгубило. Люди догадались поспешить к перилам – и поднялся крик.
Водяным такое внимание городской общественности было ни к чему. Распался надвое грязный клубок, разделившись на основательно помятых Антипа и Панкрата. Отскочили в разные стороны Афоня и Прокофий. И все четверо водяных быстро-быстро заковыляли к реке. Еще несколько секунд – и их не стало.
Родриго перебежал мост поперек, чтобы не нарываться на расспросы, и спустился с другой стороны. Шоферня наверху обсуждала странное явление. Родриго прошел под мостом, отыскал брошенные банки, покидал их в сумку и, стараясь не слишком приближаться к берегу, пошел искать бухточку, где Антип и Афоня ладили место для зимовки. Подойдя, он негромко позвал их раз и другой. Лишь через пять минут из воды выставились две сивые головы и уставились на чернокожего парня четыре занавешенных буйной волосней глаза.
– Вылезайте, я пожрать принес, – сказал Родриго.
Первым вышел, как полагается старшему, Антип. Он тоже с большим недоверием прикоснулся к банке, но тут Родриго вел себя по-умному.
– Гуманитарная помощь от братьев по разуму, – объяснил он. – Из Океана прислали, ясно? Это – жесть, а рыба – внутри. Нарочно сделано, чтобы по дороге не испортилось.
– Надо же! – подивился Афоня. – А как ее оттуда добывать?
– Взрезать надо. Погодите, может, у меня открывашка найдется… – Родриго стал шарить в сумке, никакой открывашки не нашел, но услышал чавканье, поднял голову – и в очередной раз за время знакомства с водяными остолбенел.
Одна банка была не то что вскрыта – а распорота, и Антип, сжимая ее в кулаке, выдавливал содержимое в рот. Вторую банку только что прошиб острым когтем Афоня.
– Ну, теперь не пропадем! Ты нам каждый день их носи, да побольше! – распорядился он. – Скажи там, что на четверых берешь.
И Родриго понял, что окончательно влип.
Потому что объяснить теперь водяным, что на рынке консервы отнюдь не раздают бесплатно, он уже не мог. Это было как раз то, чего просили в историческом обращении, дар антарктических жителей жертвам мелиорации – и точка.
Мало радости было Коське и Уклейке, когда они, приплыв с имуществом, услышали про стычку с Панкратом и Прокофием. Нужно отдать должное Антипу и Афоне – оба с большой похвалой отозвались о Родриго, который сидел тут же, слушал и добавлял душераздирающих подробностей.
Коська поступил благородно – не стал тут же ябедничать про сватовство, а дал будущему родственнику возможность добиться уважения старших как бы бескорыстно. Уклейка же смотрела на героя влюбленными глазами.
Ознакомительная версия.
