— И вам доброго дня, прелестные дамы, — ответил Бембо, снимая шляпу и кланяясь каждой по очереди.
Далинду прелестной нельзя было назвать, да и в плечах она была пошире большинства мужчин, трудившихся в саду. На Проклу тоже не стоило смотреть второй раз. А вот Альцина… Альцине стоило поклониться. Глядя на капельки трудового пота на ее лбу, жандарм немедля возмечтал разогреть ее иным способом.
— И как вам нравится мужская работа? — поинтересовался он, улыбаясь всем трем, но Альцине — в особенности.
— Отлично, — ответили они — опять вместе, да так слаженно, что Бембо пришло в голову: не разорившихся ли хористок нанял предприимчивый озеленитель?
— Ну не чудно ли? — заметил жандарм и дружески подтолкнул старшего садовника локтем. — Скажи-ка, приятель, а жена твоя знает, как ты исхитрился остаться в деле?
— Ну, жандарм, — ответил тот, заговорщицки подмигнув, — я выгляжу таким олухом?
— Ничуть, приятель, ничуть, — усмехнулся Бембо. — Ну и, конечно, городской департамент предпринимательства знает, что ты поменял условия, на которых получал лицензию?
Если бы старшему садовнику хватило наглости ответить «да», Бембо сдался бы и пошел дальше. Но тот лишь нахмурился слегка.
— Я не думал, что это необходимо.
Бембо со скорбной миной поцокал языком.
— Ой, скверно-то как. Весьма скверно. Такие зануды тамошние чиновники — просто ужас. Если они узнают, чем вы тут занимаетесь… если я им скажу…
Он глянул на небо, как бы позабыв закончить фразу.
— Возможно, мы могли бы прийти к взаимопониманию, — отозвался старший садовник без особой обиды. Он знал правила игры и передавал Бембо очередь хода.
— Десятки хватит? — деловито спросил он, отведя жандарма в сторонку.
Они поторговались немного и сошлись на пятнадцати.
— Силы горние, — добавил Бембо, — я бы и на десятку согласился, если эта девка, Альцина, до меня снизошла.
— Я ее не в публичном доме нанимал, так что спрошу, — ответил садовник. — Откажет — доплачу серебром, сами себе купите что желаете.
— Это справедливо, — согласился Бембо.
Вернувшись, садовник зашептал что-то Альцине на ухо. Та оглянулась на Бембо.
— С ним?! — воскликнула она, с великолепным презрением тряхнув головой. — Ха!
— Это тебе обойдется в лишнюю пятерку, — прорычал Бембо. Уши его горели.
У садовника хватило соображения не спорить. Сребреники он выложил без единого звука. Бембо сунул деньги в кошель и побрел дальше, злой и довольный одновременно. День прошел с прибытком… но ему бы хоть каплю везения, и прибыток не деньгами бы измерялся.
* * *
Наконец, скорей по случайности, чем намеренно (так, во всяком случае, казалось подводнику), лагоанцы дали Корнелю задание, о котором тот мечтал сам. Из тумана впереди проступала гавань Тырговиште.
Подводник возблагодарил силы горние за этот туман. В ясную погоду им с Эфориелью было бы куда трудней приблизиться к родному острову. Альгарвейские патрули были гораздо бдительней сибианских — одна из причин, по которым архипелагом теперь правили вельможи короля Мезенцио.
— Все в порядке? — спросил он, обернувшись к лагоанским диверсантам на спине левиафана.
Свободно владеть их языком Корнелю не сможет никогда, но изъясняться понятно кое-как научился.
— Так точно, — ответили все трое, один за одним отстегиваясь от упряжи, за которую цеплялись, пока левиафан нес седоков по волнам.
Корнелю стало интересно, имеют пристегнутые под брюхом Эфориели игрушки что-то общее с теми, которые диверсанты возили в Валмиеру, или это нечто совсем иное. Но он не спросил. Не его забота.
— Подождите, — сказал он, когда лагоанцы уже готовы были отплыть.
Один замер, повиснув в воде. Из-под прорезиненного комбинезона подводник вытащил плотно закупоренный футляр из промасленной кожи.
— Здесь конверт, — произнес он старательно заученные лагоанские фразы. — Пожалуйста, бросьте в почтовый ящик. Моей жене.
Когда он бежал с Сибиу, у него, конечно, не было при себе конверта с надпечаткой об оплате. У его сотоварищей по несчастью, беженцев из островной державы, — тоже. Однако в Лагоаше жили собиратели подобных мелочей. В лавке, торгующей конвертами разных стран, Корнелю купил все, что ему потребовалось, и заплатил едва ли вдвое против того, что с него взяли бы в почтовом отделении рядом с домом.
Лагоанец взял водонепроницаемый футлярчик.
— Ладно, командор, мы об этом позаботимся, — ответил он по-альгарвейски.
Язык захватчиков становился обоюдоострым мечом: с одной стороны, большинство сибиан понимали его, с другой — заговоривший на нем казался не противником оккупантов, а их пособником.
— Благодарю.
Корнелю незаметно пожал плечами. Немногие лагоанцы владели его языком. Большинство полагали, что и альгарвейский сойдет, и до самой войны они были, в общем, правы. Но сейчас всякий, в чьих устах существительные кончались на «-о» вместо «-у», а «р» не булькало в горле, а звонко раскатывалось, демонстрировал этим, что происходит не со злосчастных островов, которыми правил король Буребисту.
Помахав напоследок, лагоанцы поплыли к берегу, толкая перед собой сундучок с неприятностями, и почти сразу же скрылись в тумане. Корнелю едва удержался, чтобы не соскользнуть со спины левиафана и не поплыть за ними. Подойти так близко к Тырговиште и не спуститься на берег — это было жестоко, жестоко. И все же… если он не подчинится приказу и бросит Эфориель, как сможет он нанести удар по захватчикам? Если бы Корнелю хотел всего лишь остаться дома, он мог бы сдаться в плен после того, как солдаты короля Мезенцио захватили Сибиу. Он не сдался тогда. И не опустит руки теперь.
— Костаке… — прошептал он.
Где-то там, в городе Тырговиште, у него был сын — или дочь — ребенок, которого он никогда не видел. Это тоже было тяжело.
Эфориель вопросительно фыркнула. Левиафаны были умней, чем полагалось простому зверю, а с Эфориелью они провели вместе не меньше времени, чем с Костаке. Она понимала, что ее седок в печали, хотя и не знала — отчего.
Вздохнув, Корнелю погладил гладкую, упругую спину. Не любовная ласка… но было в этом жесте свое удовольствие.
— Я и тебя не могу бросить, верно? — спросил он.
Эфориель снова фыркнула. Тоже хотела сказать что-то, вот только у подводника не хватало соображения понять — что.
Приказ требовал от Корнелю вернуться в Сетубал немедленно, едва высадив диверсантов — или налетчиков, или кем они там были. Исполнить это распоряжение в точности оказалось превыше его сил. Корнелю был достаточно дисциплинированным солдатом, чтобы не оставить поля боя и не ринуться домой, к жене. Но вся дисциплина в мире не помешала бы ему задержаться ненадолго в виду гавани в надежде хотя бы насмотреться в сладкой тоске на любимые края.
