Ознакомительная версия.
— Это мой сын!
— Сидите здесь и охраняйте свой проклятый клад!
Старик сел с поникшими плечами. На секунду Гензелю даже стало его жаль. А может, лишь на полсекунды. Сейчас у него были другие заботы.
— Гретель, откуда ты узнала, что Бруттино со своей шайкой устроил штаб именно там?
— Из надежных источников.
— Каких?
— Из самых надежных.
Жуткая мысль едва не заставила его схватиться за голову.
— Но ты ведь… Гретель!
— Последние три дня я не выходила из лаборатории. — Она подняла на него глаза с траурной каймой. — Не беспокойся, я не была в этом трактире. Мне нет нужды ходить по городу. Я геноведьма. А это еще что-то значит.
— Тогда как? Как, черт возьми?
— Он меня пригласил.
— Что?..
Возгласа не получилось, лишь изумленный выдох.
— Назначил мне встречу. Сегодняшним же вечером. И назвал адрес.
Гензель помолчал, стараясь вдыхать воздух размеренно и глубоко. Гретель молчала. Человеческие вопросы были тем, что могло выдернуть ее из геномагических грез, в которых парил ее разум, да и то не всегда. В отсутствие вопросов Гретель и подавно не считала нужным о чем-то говорить.
— Иногда мне кажется, что это у меня деревянная голова, — признался Гензель. — Как, черт возьми, он тебя пригласил?
— Послала ему сообщение, — невозмутимо произнесла Гретель, восседая на хлипком стуле. — Ты был прав, братец, улицы представляют собой огромные каналы с информацией. Но пользоваться ими могут и геноведьмы.
— У тебя есть знакомые среди мулов, на улицах? — недоверчиво спросил он. Очень уж не вязался облик Гретель со смрадными переулками Вальтербурга. — Да ты же и из дома не выходишь!
— Не среди мулов. Среди геномастеров. Нас не так уж много, и мы поддерживаем связь. Иногда. Сложно объяснить.
— Да уж, — хмыкнул Гензель, представив себе беседу двух геноведьм за чашкой чая. Наверно, это зрелище не менее захватывающее, чем медленный дрейф пары медуз.
— Бруттино хотел стать настоящим мальчиком, — едва ли Гретель уязвил его смешок. — Об этом говорил Варрава. Бруттино искал геноведьму, которая смогла бы исполнить его желание. Я лишь послала по своим каналам сообщение о том, что готова за это взяться. Дальше он сам нашел меня. Это было на удивление просто, хотя информация и шла несколько дней.
— Но ты же сама говорила, что он не станет тебе доверять и никогда не обратится за помощью! Он знает, что ты хотела его убить! Дважды, если на то пошло!
— Я представилась вымышленным именем, — спокойно произнесла Гретель, глядя на него ясным немигающим взглядом. — Кроме того, у него нет выбора. От него отказались практически все геномастера в городе. Некоторые сразу отказываются от безнадежного дела. Другие напуганы его жестокостью. Он разорвал двух геноведьм до того, как оказался в театре. Поэтому у него не так уж много предложений.
— И твое показалось ему удачным? — иронично осведомился Гензель.
— Конечно. Ведь я обещала ему генозелье, которое превратит его в живого мальчика.
Панаша Арло издал изумленный вскрик, мгновенно оказавшись на ногах.
— Вы… Вы и правда можете это сделать, госпожа Гретель? Можете исполнить его мечту? Я знал, что вы величайшая геноведьма в Гунналанде, но не предполагал…
— Успокойтесь. — Гензелю захотелось силой усадить его на прежнее место. — Это невозможно. Просто обманный трюк. Ни одна сила на свете не может превратить дерево в человека. Верно, Гретель?
Реакция Гретель на этот вопрос ему не понравилась. Слишком уж долго длилась пауза. И пауза эта была какой-то неуютной, он сам не мог предположить отчего. Гретель не умела лгать, это он знал совершенно точно. Умение лгать требует слишком глубокого вовлечения в человеческие чувства, ложь — это то, что должно быть естественным и живым, ее невозможно синтезировать. Поэтому геноведьмы обычно не умеют лгать. Могут не рассказывать всей правды, но и только.
Гретель молчала слишком долго для вопроса, который предполагал короткий ответ. О чем она сейчас думала? Этого Гензель не знал. И полагал, что никогда не узнает.
— Гипотетически это возможно, — наконец сказала Гретель.
Гензель опешил. Папаша Арло завороженно молчал, открыв глаза.
— Гипотетически? Это что означает?
— Только то, что Бруттино в теории может стать человеком. Живым мальчиком.
Гензель ощутил желание потереть виски, как при головной боли. Хотя боли пока не было, лишь глубокое недоумение.
— Перестань, сестрица. Я, конечно, в геномагии разбираюсь не больше, чем ты в молочной пенке, но то, что дерево человеком стать не может, даже я понимаю. Геномагия не творит чудес, не ты ли сама об этом без устали говорила?
— Это чудо другого рода, Гензель. — Не так уж часто она называла его по имени. — Чудо человеческого терпения и проницательности. Только превращение деревянной куклы в мальчишку, помимо этого, требует еще огромных лабораторных мощностей, множества времени и прорвы сил. Но все это исключительно в теории. Никто еще не проводил подобных опытов.
— Он — деревянный, — сказал Гензель, чувствуя себя невероятно глупо.
Гретель небрежно зачесала пальцами лезущие в глаза пряди.
— А ты — мясной. В этом и вся разница. Дерево — тоже живой, организм, с клеточной структурой, органами, генетическим материалом. На них можно воздействовать методами геномагии. И даже, я в третий раз говорю — в теории! — получить нужный результат.
Гензель терпеть не мог теории. Если перевести это зловещее слово, от которого тоже попахивало геномагией и ее ритуалами, на человеческий язык, получалось «что-то, что может случиться и даже случится с определенной вероятностью, но не наверняка». Даже пророчества в сказках звучали яснее.
— Кто-то из вальтербургских геноведьм может создать такое зелье?
Гретель уверенно покачала головой.
— Нет.
— А… ты?
В этот раз ей потребовалось больше времени.
— Возможно.
— Ты сама этого не знаешь?
— Речь идет не о лекарстве от нейронасморка, братец. Чтобы создать подобное зелье, требуются годы исследований, огромная материальная база, а еще…
— Не продолжай, я понял. В сказках это выглядит обычно проще.
Гретель презрительно фыркнула.
— Сказки пишут те, кто ничего не понимает в сути геномагии. Крупица истины в них безнадежно испорчена прочими примесями. И не всегда благородными.
— Ладно, забудем про зелье, — решил Гензель. — Хотя и жаль, что у нас его нет. Был бы недурной козырь. На худой конец, можно было бы попробовать поторговаться с Бруттино. Если ему так не терпится стать человеком, возможно, он согласился бы отдать в обмен на зелье ключ со склянками…
Ознакомительная версия.
