С молчаливого согласия Снейпа, я решил разобраться со своим факультативом.
Вечером одного дня, я собрал всех слизеринцев в общей гостиной и подробно разъяснил обстановку в стране, их место в ней и обязанности перед Лордом. От них же требовался самый минимум — не задирать остальных и по мере сил создавать положительный образ Слизерина! Ведь все равно скоро из факультетов останется только Слизерин, и все студенты станут слизеринцами. Так какой смысл гнобить тех, кто через год-два будет тебе соратником?
Понимания я не встретил даже среди младших курсов. Нет, многие, конечно, считали как и я, но под давлением старших товарищей приняли их сторону. В своем мнении Слизерин оказался един — грязнокровки, полукровки и предатели крови недостойны учиться в Хогвартсе и они никогда не станут учениками факультета Слизерин. То, что их еще не загнали в рабство — милость Лорда, не более того.
Напыщенные, самовлюбленные идиоты, у которых мозги забиты расистским дерьмом родителей. Делать мне этого не хотелось, но все-таки пришлось.
Воспользовавшись элементом внезапности и аурой дементора, я сумел обезоружить самых опасных противников. Они же стали первыми, попавшими под мой Круциатус. Я не наслаждался их криками, это было просто необходимо. Через пару минут я снял проклятье с первый неудачников, и взялся за партию следующих.
За полчаса я познакомил с болью, настоящей болью, весь факультет. Они пытались сопротивляться. Это было даже смешно — после таких противников, как авроры и Министр Магии эти дети были для меня более, чем неопасны.
Я давно убедился: бесполезно переспорить толпу. Толпа понимает только силу. Я дал им возможность утрясти все миром. Это ведь справедливо, верно? Они не захотели, и мне пришлось прибегнуть к силе. Скидки на возраст я не делал — одиннадцатилетних пытал наравне с семнадцатилетними. После демонстрации своей силы, студенты спорить не решились. В их взглядах отчетливо читалась ненависть и злоба. Но еще и страх. Если бы взглядом можно было убивать, я был бы уже сто раз мертв.
Все-таки я достиг своей цели: с этих пор слизеринцы успокоятся. А если и будут слишком упертые…. Количество Круциатусов у меня не ограниченно.
В крайней случае можно прибегнуть к новому виду наказаний — подвесить на цепи в подвале. Сыром, холодном и полным крыс подвале. Филч, узнав о введение такого наказания, разрыдался от счастья и больше всех рвался его применить. Вроде бы, даже применил на каком-то бедолаге, который не вытер ноги перед тем как зайти в школу.
А в один прекрасный сентябрьский день я, предупредив только Амикуса, вылетел из Хогвартса в направление главных ворот. Стоило мне оказаться только за зоной действия щита, я аппарировал в Министерство.
Причина моей поспешности была проста — один из моих прикормленных информаторов сообщил чиновник, что на Министерство напал Поттер. Не подумайте, спешил я совсем не к нему. Все-таки убить его может только Лорд, а я не идиот, чтобы вставать на пути Судьбы — раздавит и не заметит. Все дело в том, что в этом деле фигурировала Амбридж, как одна из главных подозреваемых. И я не мог отказать себе в удовольствии посмотреть на страдания старой жабы — я слишком долго этого ждал.
Информатор, разумеется. был надежным. И, конечно, он был не один. В наше неспокойное время без своих шпионов и их информации очень трудно. И опасно для таких, как я. Верность каждого из шпионов обеспечивали две вещи — материальное благо и страх. За информацию я платил, в зависимости от степени ее полезности. Но не забывал я и о том, что шпионов нужно держать за яйца — каждый из них имел семью и ребенка в Хогвартсе. Идеальный стимул для верности, верно?
В Министерстве, понятное дело, все были на ушах. Оказалось, что Поттер с Уизли и Грейнджер, под Оборотным зельем, пробрались в зал суда, на нижних этажах, оглушили Амбридж и Яксли, освободили одну «несогласную» и убежали. Зачем они это сделали — непонятно. Точнее, непонятно только мне, следствие, возможно, уже все выяснило. Воспользуюсь своим положением.
На нижние этажи меня пропустили без проблем. Следователем был мой старый знакомый — Макнейр, заплечных дел мастер. Он расположился в одном из звукоизолированных помещений. Увидев меня, он удивился:
— Стоун? А ты чего здесь делаешь?
— Слышал, ты собираешься допрашивать Амбридж, — улыбнулся я, — Захотел посмотреть на это.
— О, да, — расхохотался палач, — Старая ведьма отказывается сотрудничать. Придется ее «убедить» все рассказать.
— А почему бы не применить Сыворотку Правды?
— Высокопоставленные министерские чиновники получают противоядие от нее, которое действует целый месяц. Столько ждать мы не можем. Ну, и различные ментальные способы не годятся — у них всех стоит защита, которую слишком долго взламывать.
— Понятно. А что она сама говорит?
— Полный бред. Якобы, вела суд над одной грязнокровкой. А тут приходит Поттер, в обличии Альберта, — как будто я знаю, кто это, — Оглушает ее и забирает грязнокровку. Яксли, конечно, подтверждает ее слова, но я чую здесь что-то большее. Не мог Поттер ради одной грязнокровки так рисковать. Никак не мог! И Яксли, кстати, говорит, будто видел как Поттер что-то взял у Амбридж. Вполне возможно, что какую-то подготовленную ею информацию, а все нападение было лишь ширмой.
— Так зачем, по-твоему, он пришел?
— А вот это, — хищно улыбнулся Макнейр, — мы сейчас и узнаем.
— А Лорд не будет против, что, по сути, его сторонников пытают?
— Ха, ну ты пошутил. Думаешь, Темному Лорду нужно такое дерьмо, как Амбридж? Раньше — возможно, но сейчас от них лучше избавиться. Они только все портят. Та же Амбридж уже всех достала своим расизмом. Поверь, не стань ее — и Темный Лорд только рад будет. Из-за нее отношения с другими магическими расами сильно портятся.
— Слушай, — решился я, — А позволь мне ее допросить.
Макнейр рассмеялся.
— А почему бы и нет? Дерзай. Подрастает смена. Даю тебе…. двадцать минут, как раз успею кофе выпить. Не успеешь — извиняй, но мне работать надо.
Макнейр вышел из кабинета. Амбридж сидела в соседнем, отделенная от меня только дверью. И больше никого. На столе лежали инструменты Макнейра, но мне они были не нужны. ПОКА не нужны.
Я зашел в помещение с заключенной. Амбридж сидела привязанная к железному креслу. Выглядела она не лучшим образом — Макнейр не стеснялся ее «спрашивать». Лицо было в крови, один глаз заплыл, одежда во множестве мест порвана.
«Хорошо, что не голая, а то точно стошнило бы».
И, судя по запаху, Амбридж не сдерживала своих чувств. Лужа под стулом это подтверждала.
