Зашёл дворянин, одетый в дорогой колет, с накинутым сверху походным плащом, из-под полы которого высовывалась длинная шпага, вслед за ним на пороге корчмы появились и трое его сопровождающих. Затем в помещение ввалилась толпа матросов, вооруженных длинными ножами. Они тут же заполнили корчму, и так небольшую, гвалтом, громким смехом и криками, разом испортив настроение всем присутствующим.
Петлик привык к подобной публике, а незнакомец никак не отреагировал на окружающую обстановку.
Корчма была уже полна, когда с дороги в неё вошли трое, их внешний вид однозначно указывал на то, что все они были магами.
Длинные плащи тёмного цвета и накинутые на головы капюшоны, с которых стекала дождевая вода, скрывали их лица и тела. Но и того малого, что было доступно взгляду случайного посетителя, было достаточно, чтобы понять, что с этими людьми не стоит связываться, и даже стоит остерегаться их, если не сказать больше.
Маги заслуженно пользовались уважением остального населения, их было немного, в большинстве своём это были дворяне, и они вносили свою лепту в общую картину окружающего их мира, помогая одним и уничтожая других, с помощью сил стихий, которые были им подвластны.
Эти трое магов, вошедших в корчму, скорее всего, принадлежали к ордену Кающихся, судя по висевшим на их поясах плёткам, символизирующим самобичевание за грехи этого мира. Но ещё никто и никогда не видел магов, принадлежавших к ордену, бывшему когда-то монашеским, а теперь ставшему чисто магическим братством, избивающими друг друга этими плётками.
Осмотревшись и скривившись при виде многочисленных представителей низшего сословия и проходимцев, которых в корчму загнала гнусная и дождливая погода, они посмотрели в сторону столика, за которым сидели Петлик и незнакомец.
Но, то ли столик им не подошёл, то ли им не хотелось связываться с менестрелем и наёмником со странным огоньком в глазах, выдающим в нём устойчивость к магии, но они окрикнули хозяина и велели ему очистить для них приличный стол на троих.
Подбежавший хозяин сразу же повёл их за незаметную перегородку, в отдельный небольшой зал, отгороженный для тех, кто не хотел демонстрировать свое присутствие. И вскоре все трое скрылись от общих глаз.
Туда сразу же побежала и девушка-разносчица, причём, гораздо более приятной наружности, чем те, которые крутились в общем зале, потрясая перед посетителями своими перезревшими и давно не мытыми прелестями, дежурно повизгивая на неудачные и глупые шутки.
Вскоре трапеза Петлика подошла к концу, так же, как и ёмкость с пивом. Кувшин с вином у незнакомца тоже опустел, оставив лёгкий хмель в голове наёмника и изжогу, подступившую к его горлу.
Их разговор так и не сложился, и Петлик, махнув красивым беретом с белым гусиным пером, вежливо откланялся, и, немного петляя заплетающимися от усталости и алкоголя ногами, отправился отдыхать в выделенную добрым хозяином корчмы комнату, оплату за которую должен был отрабатывать каждый день, развлекая посетителей песнями и сочными шутками.
Он даже не ущипнул за толстый зад кухарку Мадлен, которая стояла на кухне, нагнувшись над ведром с очищенной картошкой, что не бывало с ним за всё то время, что он прожил в этой корчме. Петлик был расстроен незнакомцем, точнее не им, а его нежеланием общаться, хотя он чувствовал, что этот человек не так плох, как казался.
— Но, утро вечера мудренее, — справедливо рассудил он, а наёмнику явно некуда было податься, и Петлик надеялся, что он сможет разговорить собеседника и услышать от него рассказы о небывалых приключениях, чтобы сочинить новую балладу. Ведь никто ещё не отказывался от дармового пива или кувшина хорошего красного рейнского вина за одну или две истории о своих приключениях.
С этой мыслью менестрель добрался до своей комнатки и, сбросив деревянные башмаки с ног и стянув шерстяные носки, которые не давали грубой обуви натереть ноги до кровавых мозолей, упал в кровать, зарывшись носом в перину из гусиных перьев. Уже через пару минут он смачно захрапел, переваривая мясо молодых собратьев гусей в… надцатом поколении, отдавших перине свои пух и перья.
Закончив трапезу, поднялся и наёмник. Подхватив цвайхандер, стоящий у стены, он стал пробираться между столиками к выходу, направляясь в конюшню, где за два медных гроша собирался провести ночь в обществе чужих лошадей и таких же нищих бродяг, что и он сам.
Никто не обращал внимания на незнакомца, и он уже почти вышел из корчмы, когда за локоть его тронул оборванец, закутанный в лохмотья из дорогой ткани, и молча кивнул в сторону перегородки, скрывающей стол, за которым сидели трое магов. Столик скрывался в такой густой тени, что свет огня из очага не долетал до этого угла, и только призрачные тени на стене играли в свои странные игры, опровергая утверждение, что во мраке нет теней.
Наёмник еле заметно пожал плечами и направился вслед за оборванцем, уставив неподвижный взгляд на столик, что так удачно был затемнён.
Подойдя к магам, он не увидел предложенного стула и остался стоять, рассматривая людей, тщательно скрывающих свои лица и фигуры. Один из присутствующих пошевелился и, отпив из деревянного бокала жидкость, которая, судя по запаху, была глинтвейном, произнес.
— Приветствую тебя, ландскнехт.
В ответ Армандо (а именно так звали наёмника) только наклонил голову в молчаливом приветствии.
— Ты что, немой, язык отрезали, или разговаривать не хочешь с нами? — и в темноте тусклым светом блеснул кривой короткий клинок, который немедленно достал один из троих.
В ответ наёмник еле заметно дёрнул уголком рта и произнёс: — То, что мне отрезали, то не видно снаружи.
— Ха, значит не немой, и разговаривать умеешь. Мы не будем проверять, что тебе отрезали, мы не любопытные! Нам нужны люди, для одного дела. Оплата один серебряный талер до дела, и три после. Нам нужны люди из жёлтого отряда! Ты ведь на мели, наёмник?
Эти слова неизвестного мага вызвали еле заметную реакцию наёмника. Помолчав, он ответил.
— Я приношу лишь несчастья… «уважаемый».
— Кому? Тем, кого убиваешь?
— Не только, а также тем, кто нанимает меня для убийства.
— Значит, не договорились?
— Значит.
На этом беседа была закончена и трое магов потеряли к собеседнику всяческий интерес, демонстративно отвернувшись и уткнувшись в свои кубки с вином.
Армандо Локк, больше не задерживаемый никем, вышел из корчмы, окунувшись в ночную влажную мглу. Сделав шаг в сторону от двери, он на мгновение застыл, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Ветер жестко хлестал струями дождя рано наступившей весны, срывая с деревьев прошлогодние листья и бросая их в бой со стихией.
Волосы Локка промокли, и вода стала стекать тонкой струйкой за воротник куртки. У куртки был капюшон, но он проигнорировал его, Локку нужны были все чувства, а капюшон приносил удобство, но ограничивал слух и видимость.
В условиях каждодневного выживания были свои плюсы и минусы, и сейчас, несмотря на своё как бы заторможенное состояние, он был готов ко всему. Маги не прощали отказа, и они знали о жёлтом отряде, а значит, его жизнь, как и прежде, в опасности. Как же он устал от всех скрываться, хотелось уже раз и навсегда покончить со всем этим, но видно, не судьба. Постояв под дождем ещё минуту, он отлепился от стены корчмы и двинулся в сторону конюшни, крепко сжимая в руках двуручный меч.
Конюшня располагалась недалеко, всего лишь в трёхстах метрах. Вокруг никого не было. По-прежнему порывисто хлестал дождь, а свинцовые облака плотно закрыли тусклые звёзды. Локк не успел пройти и половины пути, когда почувствовал шестым чувством присутствие врага за спиной.
Резко развернувшись, он успел перехватить кинжал, занесённый над ним. Не выпуская из руки меч, он мягко прокрутился вправо и предплечьем отбил направленный ему в сердце клинок. И затем, пользуясь силой инерции, ударил нападающего по лицу рукояткой цвайхандера.
Тот, издав глухой звук, упал, потеряв сознание. Но этим неприятное происшествие не закончилось. Словно предполагая исход нападения, рядом показались три фигуры, закрытые наглухо плащами с капюшонами.