Представить, что князь Седов-Белозерский не смог себя контролировать, было сложно, но боевое заклинание в кругу членов семьи без явного повода тоже исключалось. Неужели всё-таки это были эмоции? Ещё я заметил на кончиках пальцев деда небольшое голубое свечение. А вдогонку к этому всему ещё и двое слуг упали в обморок. Это было уже совсем нехорошо, я не на шутку занервничал.
— Что-то не так? — осторожно спросил я, не в силах больше выносить тягостное молчание деда, но он проигнорировал мой вопрос и лишь тяжело вздохнул.
Глаза и руки главы рода уже приобрели свой обычный вид. А вот мать, наоборот, побледнела. Отец что-то пробормотал, видимо, грязно выругался. Иногда он так поступал, несмотря на аристократическое воспитание.
Дед посмотрел на меня, разочарованно покачал головой и громко произнёс два слова, которые навсегда изменили мою жизнь:
— Он человек!
Меня словно ударило током, в груди что-то сжалось, а в голове застучали тысячи молотков. Я не мог поверить и осознать суть сказанных дедом слов.
Глава рода вздохнул ещё раз и добавил:
— Выбраковка.
И тут мне стало плохо по-настоящему. Выбраковкой назывались случаи, когда один из детей в семье эльфов или орков по достижении шестнадцати лет становился человеком. Это было довольно редким явлением, а уж в таких аристократических и могущественных родах, как мой — практически невозможным. Во всяком случае, в нашем роду до меня выбракованных не было.
Обычно такое происходило, когда наследник не ощущал со своим родом ментальной связи или когда какое-либо его качество или черта характера шли вразрез с определяющими характеристиками расы. Например, выбраковкой мог стать трусливый ребёнок в семье бесстрашных орков или несдержанный и болтливый ребёнок эльфов.
Но почему выбраковкой стал я? Понять это было невозможно. Да куда уж там понять — я даже принять этот факт отказывался. Я ощущал себя настоящим стопроцентным эльфом, выросшим в традициях нашего рода и расы. В конце концов я негативно относился к людям, и сама мысль, что я человек вызывала у меня отвращение.
Но почему-то Силе внутри меня было всё равно, кем я себя ощущал. Она проснулась и окрасила мою ауру зелёным — цветом самой непривлекательной расы на Земле.
Сразу стало понятно, почему дед не смог сдержать эмоции. Их всплеск оказался столь мощным, что Сила главы рода вышла наружу и придавила всех, кто был вокруг. Но у каждого члена семьи был амулет рода, который защитил нас. Поэтому пострадала лишь прислуга, не имевшая таких амулетов. Помимо того, что двое упали в обморок, у всех остальных носом пошла кровь и разболелась голова. Но мне в этот момент было плевать на прислугу, я с ужасом пытался осознать свой новый статус.
— Папа, мама! Как такое могло произойти? — воскликнул я, из последних сил сдерживаясь, чтобы натурально не зареветь. — Почему?
Отец посмотрел на меня с невероятной тоской во взгляде и ответил. Точнее, даже не ответил, а просто произнёс то, что вертелось у него на языке:
— Позор.
Осознать, что ты стал позором семьи, ничего, по сути, не сделав, было трудно, и мне стало ещё больнее.
— Николай, Ольга! Мои соболезнования! — голос младшего брата отца, Павла Константиновича Седова-Белозерского прозвучал в тишине как выстрел.
«Соболезнования» — это слово ранило сильнее, чем сказанное дедом «выбраковка». Обо мне говорили так, будто меня не существовало. Все делали вид, будто меня в этом зале нет. И это было крайне неприятно и обидно. Я возненавидел родственников, которые принялись выражать соболезнование моим родителям и покидать зал.
В глазах некоторых дальних родственников я заметил радость — многие недолюбливали моего отца и завидовали. А теперь князь Николай Константинович Седов-Белозерский оказался в ситуации, что не позавидуешь. Его старший сын стал выбраковкой.
Мне было больно смотреть на всё это. И тошно. Меня чуть не вырвало, но я держался. Всё же я был воспитан как эльф, а эльфы не имеют права раскисать ни при какой ситуации.
Очень быстро в гостиной остались лишь родители, дед и брат мамы, князь Владимир Николаевич Волошин — дядя Володя, как я его называл, когда мы были наедине. Ушла с глаз долой на всякий случай даже прислуга. А ещё увели Андрея и Машу, моих младших брата и сестру.
— Мама, — сказал я. — Что теперь…
— Извини, но я тебе больше не мать, — перебила меня мама. — А ты мне теперь не сын. И ты должен это понять и принять. Таковы правила.
— Как не сын? — пробормотал я в растерянности.
— Таковы правила, молодой человек! — отрезал отец.
— Николай, сестра! — обратился к родителям дядя Володя. — Это тяжёлый удар, вам лучше отдохнуть. Разрешите вам помочь и заняться отправкой Романа!
— Благодарю за предложение, но не стоит так утруждать себя, — ответил отец. — Я сейчас вызову омбудсмена. Впрочем, ты можешь помочь, вызвав его вместо меня. Я пока не готов обсуждать этот позор с посторонними.
— Омбудсмена можно прождать до вечера, — возразил дядя. — Мне нетрудно самому отвезти Романа.
— Что ж, если нетрудно, то это будет любезно с твоей стороны, — согласился отец. — Проследи, пожалуйста, чтобы он уложился в полчаса со сборами.
— Благодарю тебя, брат! — сказала мама. — Я ценю твою помощь и велю прислуге, чтобы в бывшую комнату Романа доставили чемоданы.
— Погодите! Какие чемоданы? Куда вы меня собрались везти? — встревоженно спросил я. — Я не хочу никуда уезжать из дома.
— Это больше не твой дом, — отрезал отец. — Ты должен покинуть имение — таковы правила! У тебя есть полчаса, чтобы собрать личные вещи.
— Бери самое необходимое, на первое время, — посоветовал дядя. — За остальное не переживай. Позже все твои вещи будут доставлены по месту твоего нового постоянного пребывания.
Родители тем временем развернулись и направились к выходу из зала. А я смотрел им вслед и отказывался верить в происходящее. Земля уходила из-под ног, мне казалось, я сейчас упаду и потеряю сознание. Но на удивление я ощущал в себе некую мощь, будто какая-то сила была внутри меня и не давала расклеиться.
Сила. Как я мог про неё забыть. Та самая Сила, что ранее «наградила» меня зелёной человеческой аурой, теперь не давала мне упасть в обморок. Видимо, хотела, чтобы я сполна испытал все «прелести» первых минут ощущения себя выбраковкой.
— Постойте! — крикнул я родителям, которые уже почти вышли из зала.
Они остановились и обернулись. Мне было трудно смотреть на тех, кого совсем недавно я считал любящими родителями, трудно и больно. Но если их отказ от меня я уже принял, то уехать, не попрощавшись с сестрой и особенно с братом, я не мог.
— Разрешите мне попрощаться хотя бы с Андреем! — попросил я.
— Это исключено! — отрезал отец, взял маму под руку, и они покинули зал.
В помещении остались лишь я, дядя Володя и дед, который всё это время молчал. Но когда ушли родители, он задал мне вопрос:
— Ты получил Дар?
— Нет, — ответил я.
— Может, просто не заметил? — уточнил дед. — Ты ощущал что-нибудь необычное сегодня? Дар не так-то просто сразу опознать.
На самом деле что-то необычное я ощущал с самого утра, но было ли это Даром или просто сказывалось волнение особенного дня, я не знал. Однако рассказывать об этом деду, отказавшемуся от меня, никакого желания не было.
— Нет, никаких ощущений не было, — соврал я.
— Надеюсь, всё так и останется, — пробурчал дед себе под нос и тоже покинул зал, как и родители, даже не попрощавшись со мной.
Расставание с дедом далось легче, чем с мамой. Больнее уже быть не могло, но вот обида, всё ещё росла.
— Почему они даже не попрощались со мной? — спросил я дядю. — Ведь я всё равно их сын и внук.
— Поверь, им тоже больно, — ответил дядя. — Но таковы правила. В сдержанности твоих родителей и деда их сила. Одарённые их уровня не могут себе позволить лишних эмоций.
— Да мне не нужны их эмоции! — воскликнул я. — Просто могли бы…
Горло перехватило, я не смог закончить фразу. Было обидно настолько, что казалось: ещё одно слово, и меня разорвёт на части. Дядя Володя это заметил и сказал:
