Гвендолин тут же сосредоточилась, отошла от оглушенных мужчин, приподняла левую руку, направляя кристалл на Истербрука, и навела прицел на седую голову капитана большим и указательным пальцами. К этому моменту кристалл на ее перчатке уже пробудился и залил комнату холодным белым светом, заставляя ее мать жмуриться и прятать глаза от яркого свечения.
- Доброе утро, капитан Истербрук, - ровным голосом произнесла Гвендолин. - Я точно знаю, что подкладка вашего костюма сделана из шелка. Также должна сообщить, что ваша голова у меня на прицеле. Пожалуйста, не вынуждайте меня демонстрировать свои способности таким трагичным и нерациональным способом.
Какое-то время Истербрук рассматривал ее сквозь темные очки. Затем он очень медленно и осторожно снял их, часто моргая от яркого света направленного на него кристалла. Его глаза были жуткого золотисто-зеленого оттенка, а его кошачьи зрачки на свету превратились в вертикальные щели.
- Быстро, - прокомментировал он.
Гвендолин почувствовала, что слегка улыбается.
- У меня был отличный учитель, сэр.
Истербрук улыбнулся ей быстрой иронической улыбкой и склонил голову в знак признания.
- Где же в Шпиле вы нашли того, кто наставил вас на Путь?
- Естественно, кузен Бенедикт, - ответила она.
- Ха, - сказал Истербрук. - Я все время чувствовал от него запах духов. Думал, он встречается с женщиной.
Мать издала бессловесный горловой звук полный отвращения, который был едва слышен сквозь её сжатые губы.
- Я категорически запрещала тебе с ним общаться, Гвендолин.
- В самом деле, мама, да, - согласилась Гвендолин. - Капитан, будьте так добры, разоружитесь, пожалуйста.
Истербрук сверлил ее взглядом еще какое-то время, морщинки в углах его глаз стали глубже. Он склонил голову в ее сторону и аккуратно, двигая одной лишь правой рукой, расстегнул портупею и уложил её на пол.
- Что вы делаете? - воскликнула мать.
- Миледи, - вежливо сказал Истербрук, - мисс Гвен держит смертельное оружие и она умеет с ним обращаться.
- Она не будет его использовать, - сказала мать. - Только не против вас. Или против членов семьи.
Гвендолин охватило отчаяние. Конечно, мама права. Это было немыслимо, но она не хотела провести всю жизнь в поместье Ланкастеров, покидая его лишь для бесконечных, бессмысленных, смертельно скучных балов, концертов, ужинов и учебы. Мать не должна думать, что она блефует.
Поэтому Гвендолин слегка махнула рукой и высвободила луч чистой энергии кристалла.
Последовали громкий звук рассекаемого воздуха и ослепительная вспышка, через мгновение сменившийся оглушительным ревом, и мраморная статуэтка, стоявшая на столе за спиной Истербрука, разлетелась облаком пыли и осколков. Осколки продолжали падать еще какое-то время, но через несколько секунд всё стихло.
Мать Гвендолин стояла, раскрыв рот. Ее лицо побледнело, а тело наполовину было покрыто мелкой мраморной пылью. Истербрук тоже был в пыли, но ни один его мускул не дрогнул.
- Капитан, - произнесла Гвендолин. - Будьте так любезны, продолжайте.
- Мисс, - ответил он, снова слегка кивая.
Двигаясь очень медленно и сохраняя левую руку совершенно неподвижной, он расстегнул и снял с нее наручь, тот также упал на пол.
- Благодарю вас, капитан, - сказала Гвендолин. - Отойдите, пожалуйста.
Истербрук взглянул на мать, молча развел руки и отступил от своего оружия на несколько шагов.
- Нет! - Воскликнула мать. - Нет.
Она сделала три быстрых шага по направлению к безумно дорогой двери, изготовленной из древесины, добытой в смертельно опасных, туманных лесах поверхности, и окованной латунью. Она повернула ключ несколько раз, закрывая дверь, и вынула его из скважины. Затем вернулась на свое место и произнесла, вздернув подбородок:
- Ты подчинишься мне, дитя.
- Честное слово, мама, - ответила Гвендолин, - если мы продолжим в том же духе, то разоримся на ремонте.
Наруч Гвендолин снова взвыл, и часть двери превратилась в щепки и обломки латуни. Оставшаяся часть сорвалась с петель и вылетела в коридор, перевернувшись несколько раз, прежде чем упасть.
Гвендолин подняла руку до уровня лица и спокойно направилась к двери. Охранники позади нее начали стонать, приходя в себя, и Гвендолин испытала облегчение: она не хотела причинять им серьезный вред. Бенедикт предупреждал ее о том, что, нанося удары в голову, нельзя быть уверенным в последствиях.
- Нет, - прошептала мать, когда она проходила мимо. - Гвендолин, нет. Так нельзя. Ты не осознаешь, с какими ужасами можешь столкнуться.
Она часто дышала и...
Создатели милосердные!
Мама плакала.
Гвендолин помедлила и остановилась.
- Гвендолин, - прошептала мать. - Пожалуйста. Ты моё единственное дитя.
- Кто же еще тогда будет представлять честь Ланкастеров на службе?
Гвендолин взглянула матери в лицо. Слезы проложили ровные дорожки по тонкому слою пыли.
- Пожалуйста, не уходи, - прошептала мать.
Гвендолин колебалась. Конечно, у нее были амбиции и знаменитая ланкастерская выдержка, но, как и у матери, у нее было сердце. Слезы... слезы были неожиданностью. До этого она видела мать плачущей лишь однажды - когда она смеялась до слез.
Возможно, стоило подумать над тем, что именно подтолкнуло ее к решению поступить на службу. Но на разговоры уже не было времени. Зачисление в гвардию было назначено на это утро.
Она встретилась с матерью глазами и заговорила так мягко, как только могла. Плакать было нельзя. Просто нельзя. И не важно, как сильно ей этого хотелось.
- Я очень тебя люблю, - тихо произнесла она.
Гвендолин Маргарет Элизабет Ланкастер вышла через выбитую дверь и покинула дом.
Леди Ланкастер проводила дочь взглядом, не скрывая слез. Она дождалась звука хлопнувшей входной двери и обратилась к Истербруку.
- Вы в порядке, капитан?
- Немного удивлен, пожалуй, но в целом в порядке, - ответил он. - Парни?
- Леди Гвен, - произнес один из стражников, касаясь щеки и морщась, - здорово дерется.
- Вы не выказали оппоненту достаточного уважения, - сказал Истербрук веселясь. - Идите позавтракайте. Мы поработаем над бросками этим утром.
Мужчины побрели прочь, выглядя довольно смущенными, и Истербрук наблюдал за ними явно довольный. Затем он остановился и прищурившись поглядел на леди Ланкастер.
