В большую спальню он перебрался лишь в две тысячи втором году, спустя четыре года после смерти матери. До этого он продолжал жить в маленькой комнате. До тех пор дом выглядел примерно так же, как после постройки. Отсюда он сделал вывод, что сейчас должно быть что-то между девяносто шестым и две тысячи четвертым годом.
Если выйти из спальни и пройти направо, то окажешься в ванной. Что он и сделал. Навалившись на раковину, Брэд широко распахнутыми глазами разглядывал своё отражение. Из зеркала на него смотрел он, что не удивительно. Странным было то, что он был не только живым, но и снова молодым, как лет тридцать, сорок и пятьдесят назад. Кареглазый подросток с темно-каштановой шевелюрой, худым угловатым лицом и без единого признака морщин и седых волос.
Шок и ступор — вот его первые реакции. Затем Брэда накрыло с головой шквалом эмоций. Он был неизмеримо рад тому, что живой, при этом недоумевал над вопросом, как и почему он оказался в прошлом? Одновременно с этим его разрывало от переживаний за семью. Его старушка-жена осталась далеко в будущем, как и дети с внуками. При этом он не был готов снова жениться на Саманте. В последние годы они жили вместе в силу привычки и оттого, что вдвоём в штатах на пенсию прожить можно, а одному сложно. Значит ли это, что он уничтожит своих детей и внуков, если снова не сойдётся с Самантой? Или же это иная реальность? Или… Это вовсе глюки, а он ещё не помер, а всего лишь лежит в состоянии комы под аппаратурой поддержания жизнедеятельности?
Но для иллюзорной фантазии всё оказалось слишком натуральным. Боль от щипка за бедро, чувство от прикосновений к различным поверхностям, ароматы летнего леса, которые задувал ветер в распахнутое окно.
Брэд хотел напиться и забыться, и подумать обо всем завтра.
Выйдя на улицу, на бетонной площадке перед домом он обнаружил старый внедорожник приёмного отца. Это был Додж Рамчарджер восемьдесят пятого года выпуска. Маломощный двигатель большого объёма, пожирающий топливо галлонами, и всё это в трёхдверном исполнении, хотя размер почти в пять метров позволял сделать ещё пару дверей для удобства пассажиров.
В глуши Аляски без внедорожника мало кто обходится. Если кто-то и покупает что-то помимо пикапа или внедорожника, то в качестве второго или третьего автомобиля в семью. Зимой, когда дороги заметает снегом, спасают лишь полный привод и зимние шины.
Этот автомобиль чета Грин приобрела новым в восемьдесят пятом году. Сколько себя помнит, Брэд всё детство ездил с родителями в школу на этом Додже. И ещё после их ухода на тот свет продолжал эксплуатацию Рамчарджера до две тысячи второго года. В том году он получил корочки о более высоком доступе и наработал достаточно опыта для повышения. С увеличением зарплаты он мог себе позволить купить в кредит новый автомобиль, а не выжимать остатки соков из вечно ломающегося старья.
Возвращаясь за ключами от тачки, Брэд замер в холле деревянного коттеджа. Несмотря на прогремевший пожар, мало кто изменил материалам. В этой местности деревянное строительство из бруса и бревен наиболее распространенно и стоит дешевле, чем каменный или каркасный дом. Семейство Грин выбрало одноэтажный дом из бревен с тремя спальнями, гостиной, кухней-столовой и двумя санузлами.
Замер он не просто так. Его озарило, что если на улице стоит старенький Рамчарджер, то его родители ещё могут быть живы. С этой мыслью он прямо в уличной обуви рванул в сторону большой спальни.
Некоторые американцы ходят по дому в уличной обуви, не находя в этом ничего плохого. Возможно, в южных штатах этому можно найти какое-то объяснение, но в Аляске зачастую такое не принято. Попробуй прийти зимой в заснеженных ботинках и потоптаться в них по дому. Как минимум узнаешь о себе много нового от того, кто занимается уборкой. В их семье было принято дома ходить в тапочках или теплых носках. За беготню по дому в кроссовках мать его отругала бы. Но в настоящий момент Брэду было плевать на подобные мелочи. Им двигало желание повидать тех, кого давно не чаял узреть.
Распахнув дверь большой спальни, он увидел лишь толстый слой пыли на всех поверхностях. Тут же он испытал разочарование. Его плечи устало опустились и он поплелся назад. Зато стало ясно, что он оказался между девяносто девятым и две тысячи вторым годом.
В гостиной он нашёл пульт от телевизора на своём привычном месте в ещё старом мягком кресле, в котором предпочитал проводить время его отец. Включив старый пузатый телевизор, Брэд начал переключать каналы в поисках новостной передачи. На одной он ненадолго задержался. Симпатичная блондинка с экрана вещала:
— Президент России Василий Жгутин дал интервью «Эн-би-си». В своем интервью накануне встречи с Президентом США Биллом Клинтоном Василий Жгутин сообщил о готовности российской стороны представить американским коллегам предложения по согласованию международных усилий в отражении ракетной опасности…
С интернетом Брэд как-то позабыл, что раньше основным поставщиком информации являлись телевизор и газеты. Прессу он в прошлом не выписывал, а телевизор — вот он. Но как на зло, ни в одной телепередаче не показывали дату.
Билл Клинтон, насколько он помнил, предпоследний президент США, который получил импичмент за то, что переспал с какой-то толстой шлюхой, хранящей грязное платье, на которое Билли кончил. Вот только припомнить даты правления Клинтона у Брэда не вышло.
С президентом России Жгутиным всё ещё сложнее. Кажется, что он правит своей страной вечно. По крайней мере, Грин не мог припомнить иного правителя у этой страны за последние сорок семь лет. Вроде как однажды он менялся с другим мужиком, но когда это было и кто это был, он затруднялся сказать.
Мысли о прессе заставили мужчину замереть.
— Фок! — выключил он телек и отбросил пульт обратно на кресло. — Счета! Ну, конечно! Как я мог о них забыть?
Счета — нескончаемая головная боль каждого гражданина США. Не дай бог просрочить налоговые платежи — наказание будет таким, что мало не покажется. Тот же налог на недвижимость присылают ежемесячно.
Он выгреб из кладовки коробку со счетами и нашёл среди них последние платёжки. Они были за май двухтысячного года. Следовательно, сейчас либо май, либо начало июня того же года.
Желание выпить не пропало, а лишь усилилось. Грин отправился в гриль-бар «Суситна». Одному богу известно, почему его владелец, являясь белым американцем в третьем поколении, решил открыть заведение тайско-аляскинской кухни, но это заведение было одним из лучших в округе. Именно в нём когда-то подрабатывал Брэд. Лишь где-то ближе к двадцатым годам двадцать первого века Брэд выяснил, что от тайской кухни там нет почти ничего, кроме названия. Не бывает там блюд наподобие жареной кукурузы с мидиями, картофелем, капустой и рыбой. Многие блюда являются авторской вольной переработкой владельца заведения. Помимо экзотики там были представлены традиционные американские блюда из жареного мяса и куча выпивки.
Суситна расположен на окраине густого зелёного леса. Возле четырёхполосного шоссе перед поворотом дороги стоит большой чёрный щит с названием заведения, нанесённым на него красными буквами.
Старенький внедорожник сбросил скорость и повернул на съезд за поворотом шоссе. Слева и впереди лес. Справа густая трава по пояс отделяет шоссе от просторной парковки перед большой одноэтажной постройкой из коричневого клееного бруса. Позади видна серая пристройка поменьше, из которой торчат трубы. Там находится кухонная зона и склад.
Ранним утром парковка перед баром почти пустовала. Там стояло всего два автомобиля: белый дом на колесах и черный Джип Гранд Чероки владельца заведения.
При открытии входной двери зазвенели колокольчики, на шум которых к барной стойке вышел высокий тридцатилетний блондин с пышными моржовыми усами.
Олафсон — потомок скандинавов, чем гордился. Он всячески это подчеркивал своей растительностью на лице. Грин ему завидовал, поскольку тот имел всё то, чего он лишён: высокий рост, нормальная внешность здорового мужчины, крепкое телосложение, доходный бизнес. При этом он уважал бывшего босса.
