С неба посыпал снег. Сперва как песок, мелкая крошка, потом все сильнее и крупнее. Ледяной ветер был встречным, лошади еле справлялись, тяжело ступая по белой дороге. Им надо было двигаться вперед, чтобы не замерзнуть и продвинуться хоть на несколько километров, пока дорогу не занесло окончательно. Они устало ржали и говорили друг другу: "Теснее, скорее. Дойдем-отдохнем!". Их унылый подвиг восхитил меня, и я решил тоже держаться. Вскоре, снег окончательно перекрыл дорогу и экипаж остановился. От резкой остановки дверь снова открылась, но я этого не заметил, пока из щели не услышал голос Паруса. Он пищал: "Тик! Тик! Ты что там делаешь, холодно ведь!". Я резко выскочил из занесенного снегом балкона и заскочил внутрь. "Тик, слыхал?" – тараторил Пейдодна, – "Они гусеницы решили надеть на колеса! Представляешь?! Где они столько гусениц найдут? Да и ведь как они помогут, снег что ли проедят?". – Марли и Парус засмеялись. "Глупые головы!" – отвечал я, – "Это не те гусеницы, которых мы лопали летом, это другие, специальные для колес". "А…" – протянул мой друг Парус, хотя, очевидно, он совершенно не понимал о чем идет речь. Мы спустились вниз и, толкаясь, побежали к выходу.
На улице все утопало в вязком снегу. Около остановившегося замка-на-колесах столпилось с пол-сотни людей. Одни светили масляными фонарями, другие что-то громко говорили, пока третьи тащили огромные железные накладки на колеса. Во главе всего этого стоял Кунграрт с с большим фонарем. Я подбежал к нему и уселся рядом. Удивительно, что он заметил меня."А, это снова ты, рыжик. Самая любопытная мышь! Ну посиди, посмотри", – негромко сказал он. Потом продолжил отдавать приказы, и пол-сотни человек выполняли их. Я им очень гордился.
Вскоре стало ясно, что замок слишком тяжел со снаряжением, и что, несмотря на мольбы и приказы короля, всем людям придется его покинуть на время. Во всей гигантской карете загорелись огни, и вскоре сонные и недовольные дамы и вертлявые кавалеры стояли на снегу, как стая удивительных встревоженных птиц.
Огромными домкратами восемнадцать колес были подняты, и на них надели большие гусеницы, которые смотрелись совершенно нелепо. Работа была окончена. Возы с людьми и провизией, шедшие позади замка, поглотили своих пассажиров, после чего и наш головной замок тронулся. Я, для сохранности, был положен в карман Кунграрта, в котором и пробрался в замок. Там меня выпустили на деревянный пол вблизи кухни, где меня уже ждали Пейдодна и Парус. Марли нигде не было видно. Мы заскочили на кухню.
Глава
2
.
С
очельник
Снег, наконец, закончился, и над равниной стояло яркое зимнее солнце. Шел шестой день пути. Замок был украшен перед Рождеством сотнями огней к вящему страху и недовольству Кунграрта. Но фрейлинам было, очевидно, все равно. Они пудрили носы, пока их толстые помощницы выливали содержимое ночных горшков и продукты жизнедеятельности прям из окон. Меня периодически клонило в сон после бессонной ночи. Накануне мы с друзьями и еще десятком других мышей из соседних мешков с колбасой и сыром "играли в кости" – швырялись объедками друг в друга. От этого в кухонной помойке царил жуткий беспорядок. Старые мыши качали головами – они не одобряли нашего поведения и обращения с едой. Мне было, если честно, немного стыдно за свое поведение. Но так устроена молодость – пока ты не познаешь истинный голод, ресурс еды кажется не таким уж ценным. Мы были лишь ворами, и вели себя соответственно.
Я сидел довольный и сытый на солнышке за шторкой возле своей любимой двери на терраску. Но выходить на улицу теперь не решался. Внизу Пирш готовил свой грандиозный ужин на Сочельник. Слуги украшали перила украшениями из теста и крема- Пирш задумал украсить замок без единой гирлянды. Вместо этого он делал искусные ленты из печенья и рахат-лукума, вырезал еловые лапы из шоколада с зелеными ментоловыми красителями, делал орехи из песочного теста, а так же, повсюду развешивались глазированные сахарные бусы. Они почти не таяли от свечей. Если раскусить одну такую бусину, то внутри был орешек. Словом, замок постепенно наряжался, а Пирш, буквально летал над кухонными столами, и он казался мышам прекрасным крылатым богом, дарующим усладу для ртов и благословенье для усов.
В приготовлениях прошла вся вторая половина дня, и на замок опустились сумерки. Украшения были готовы к празднеству. Они сверкали во всей красе, увенчанные свечами и еловыми ветками, которые было решено – таки повесить в поддержку праздника. Замок гудел. Это был непередаваемый, возбужденный гул. Дамы прихорашивались, кавалеры улыбались, а слуги бесконечно бегали туда-сюда. Мы сновали возле них, безудержно резвились – накануне одна толстая кухарка пролила вино и Пейдодна с Парусом удалось слизать остатки с пола.
А потом был пир. Я не стану описывать здесь какие яства были на нем, мои дорогие мышата, потому что этого словами не передать. Скажу только, что сейчас так уже не пируют. Я, Парус и Пейдодна тогда так наелись, что проспали танцы. А ведь это была не шутка – пол ходил ходуном так, что нас то и дело подбрасывало на конце доски вверх. Концертмейстер задумали с Кунграртом сюрприз для всех. Поскольку тащить сюда целый оркестр было бы немыслимо, они подключили гигантскую музыкальную шкатулку к украшениям на перилах, и когда кто-нибудь срывал вкусный орешек или пирожное, зал оглашал грохот музыки, как будто играл целый стеклянный оркестр. Чтобы музыка играла не переставая, бедным придворным пришлось объесть почти все перила.
А потом все смолкло. Почти все свечи догорели, а замок стих в почти заколдованном сне. Тихо жужжал странный механизм шкатулки, пока все пружины не успокоились. Ото всех спален повеяло сном.
И вот тут-то все и началось. Дверь терраски, возле которой я спал, распахнулась, и внутрь зашел незнакомый, странно пахнущий великан. Он тихо прошел вдоль балконов, заглядывая в двери. Затем за ним вошло еще несколько человек. Несомненно, это были чужаки. Я несся вдоль пола, пытаясь рассмотреть их поближе. На чужаках были пахнущие костром плащи из темного войлока. Черные кожаные сапоги, ступавшие по красному ковролину, были почти бесшумными. За поясом сверкали ножи и мушкеты. Лица были скрыты под масками. Один из них обернулся, когда Парус громко рыгнул, но, пожалуй, не разглядев ничего в темноте, двинулся дальше.
Их вошло пять, не меньше и, клянусь, от них пахло отравой, которой кормили наших братьев в трущобах на Бакалейной улице перед праздниками.
Я проследовал за одним из них – он явно шел на кухню. Когда дверь туда была отворена, пред нами предстала кухня – пустая и безжизненная с запахом остатков еды, будто жутким смрадом воспоминаний о мертвеце, который все еще лежит около тебя, но уже никогда не будет таскать с тобой рис. Незнакомец вылил яд в чан с тестом для булочек и вышел прочь. Я же помчался наверх, чтобы посмотреть, что делает другой. Он входил в комнату Кунграрта, приготовив свою шпагу, чтобы пронзить его, спящего, в ухо или в сердце. Но тут случилось непредвиденное – зажглась иллюминация, и загрохотала музыка. Незнакомец встрепенулся, а Кунграрт, проснувшись, подскочил на кровати и одним ударом в лицо оглушил противника. Я выскочил в коридор – там, на перилах зацепившись лапой за гирлянду, пищал, как безумный, Марли с остатками сахарной бусины в пасти. Кунграрт же пробежал по коридору к лестнице, ведшей в машинное отделение и, пока стража ловила остальных дессидентов, оглушил еще одного мужчину, ковырявшегося в механизмах замка. Да, поистине силен и храбр этот великан!
А потом их выставили на кухне – четверых пришлых людей. Двое из них успели принять яд и теперь корчились в предсмертных муках. Один просто лежал, как поваленный мешок с картофелем. А четвертый – тот, что вылил свою порцию яда в тесто ругался, что было мочи на каком-то чудном языке и плевался во все стороны. Его подвесили вниз головой, как копченый окорок, и что-то пытались выспросить.
