— Слушай-ка, дурища, — заявила она. Капля ее слюны попала мне на щеку, и я едва удержалась, чтобы не стереть ее: не дождется такого удовольствия. — Дастин мой. Как только родится ребенок, я влезу в платье тетушки Робин, и мы сразу поженимся. Так что держись от него подальше! Хотя… на такую, как ты, он все равно не посмотрит.
Все в коридоре отвлеклись от содержимого своих шкафчиков и с интересом уставились на нас. Мэдисон привыкла быть в центре внимания, а вот я нет.
— Послушай, — пробормотала я, мечтая, чтобы все поскорее закончилось, — я просто дала ему списать домашку.
Мое терпение стремительно таяло. Я же всего лишь пыталась помочь Дастину. И не от великой любви. Просто он заслужил небольшую передышку.
— Дурища размечталась, будто Дастину нужна ее помощь, — влезла Эмбер. — Мне тут Таффи рассказала, что слышала, как Эми предлагала ему позаниматься после уроков. Представь, скромненькое такое занятие наедине. — Она громко хохотнула. Из уст Эмбер это прозвучало так, словно я после того разговора весь урок танцевала перед Дастином стриптиз.
И кстати, ничего я не предлагала. Он сам попросил. Хотя какая разница? Мэдисон все равно уже кипела от злости.
— Ах вот как, неужели? Так почему бы тогда и мне не преподать этой сучке урок?
Я хотела было уйти, но Мэдисон схватила меня за руку, рывком развернув к себе, и придвинулась так близко, что почти касалась своим носом моего. Дыхание ее было кисло-сладким, со вкусом жевательных мармеладок и клубничного блеска для губ.
— Кем ты, черт возьми, себя возомнила? Пытаешься увести моего парня и, замечу, отца моего ребенка?
— Он сам меня попросил, — произнесла я так, чтобы это услышала только Мэдисон.
— Что?
Да, мне стоило бы заткнуться. Но ведь… это нечестно! Я всего лишь пыталась помочь, сделать что-то хорошее.
— Я не предлагала. Он сам попросил, — повторила я на этот раз громче.
— И чем же таким ты могла его зацепить? — выплюнула она так, словно мы с Дастином принадлежали к совершенно разным мирам.
Интересный вопрос. Бьющий по больному. Но ответ на него вдруг вспыхнул в голове именно сейчас, а не парой секунд позже, когда Мэдисон, виляя бедрами, уже скрылась бы в конце коридора. Я понимала, что поступаю мерзко, но слова сами сорвались с языка, оказавшись быстрее мыслей.
— Может, он хотел поболтать с человеком, чьи объемы соответствуют его собственным?
Мэдисон, словно рыба, беззвучно начала хватать ртом воздух. Довольная своей маленькой победой, я сделала шаг назад, собираясь уже уйти, но тут Мэдисон развернулась на каблуках и — я даже уклониться не успела! — заехала кулаком прямо мне в челюсть. От пронзившей голову боли я пошатнулась и грохнулась на задницу.
Теперь настал мой черед удивляться. Я пораженно глядела на нее снизу вверх. Она что, правда меня ударила? Мэдисон, конечно, всегда была той еще стервой, но, кроме привычных толчков в раздевалке, особой жестокостью не отличалась. До сегодняшнего дня. Видимо, виной всему гормоны.
— Возьми свои слова назад! — потребовала она, когда я начала подниматься.
Эмбер я заметила слишком поздно. Привычно подражая своей лучшей подружке, она схватила меня за волосы и швырнула обратно на пол. «Бей! Бей! Бей!» — эхом отдавались в ушах крики. Пощупав голову, я с облегчением вздохнула: крови не было. Зато Мэдисон подошла ближе, явно готовая к новому раунду, и теперь башней нависла прямо надо мной. За ее спиной собралась уже внушительная толпа зрителей.
— Возьми слова назад! Я не толстая, — настаивала Мэдисон, однако ее губы едва заметно дрогнули на слове «толстая». — Я хоть и беременная, но все еще ношу размер XS.
— Бей ее! — прошипела Эмбер.
Меня отбросило от удара босоножки Мэдисон — как и все остальное, прямо-таки усыпанной стразами, — и я смогла вновь принять более-менее вертикальное положение как раз в тот момент, когда в коридоре в сопровождении пары охранников появился наш завуч мистер Стракен. Толпа, негодуя, что шоу уже закончилось, начала постепенно рассасываться.
Мэдисон поспешно опустила занесенный кулак и вновь принялась, воркуя, поглаживать свой живот. Лицо ее исказила страдальческая гримаса, словно девушка вот-вот была готова заплакать. Я закатила глаза. Интересно, она вообще умеет плакать?
Завуч остановился, сверля нас с Мэдисон взглядом сквозь стекла очков.
— Мистер Стракен, — дрожащим голосом произнесла Мэдисон, — Эми ни с того ни с сего накинулась на меня! На нас! — Она погладила живот, ясно давая понять, что сейчас говорит от имени себя и ребенка.
Мужчина скрестил руки на груди и опустил взгляд на меня, корчившуюся на полу. Купился на ее «мы».
— Неужели, Эми? Драться с беременной? Ладно, ты совершенно не понимаешь, когда стоит держать рот на замке, но это низко даже для тебя.
— Она первая начала! — возмутилась я.
Бессмысленно. Мистер Стракен все равно уже рывком поставил меня на ноги и двинулся в сторону кабинета директора.
— Я думал, что в подобной ситуации ты будешь более рассудительна. Видимо, я тебя переоценил. Как обычно.
Я направилась за ним, но все же обернулась. Мэдисон оторвала ладонь от живота и самодовольно помахала нам на прощание. Словно знала, что больше я не вернусь.
Сегодня утром, когда я уходила в школу, мама сидела на диване. Там она безвылазно провела уже три дня и за это время ни разу не приняла душ, не вымолвила ни слова и выкурила полпачки сигарет, съев всего пригоршню чипсов. Да, и кучу таблеток. Я даже не могу сказать, когда мама ходила в туалет и ходила ли вообще. Она просто сидела и смотрела телевизор.
Раньше, когда она впадала в такое состояние, я всегда старалась выяснить, что произошло. Возможно, дело было в погоде? Или мама думала о моем отце? А может, всему виной ее таблетки? Или же имелась какая-то другая причина, по которой мама на время превращалась в овощ?
Впрочем, теперь я уже привыкла и прекрасно понимала, что ни одна из причин не связана с ее выходками. Просто такое порой случалось. Эдакий особый способ встать не с той ноги, с которым мама должна справляться самостоятельно. Но каждый раз, когда происходило подобное, я задавалась вопросом: а вдруг она навсегда останется в этом состоянии?
Так что через час после содержательной беседы с директором, когда я, нагруженная огромным мусорным пакетом со всеми учебниками — за драку меня до конца недели отстранили от занятий, — вернулась в трейлер, то приятно удивилась, что диван пуст. Не считая, конечно, одеяла с рукавами, некогда заказанного мамой в телемагазине за огромные деньги, которых у нас и так не было.
Из ванной доносился шум: из крана бежала вода, шуршала и клацала о туалетный столик перекладываемая косметика. Итак, в конце концов мама снова поборола свой приступ. Однако не скажу, что это всегда к лучшему.
— Мам? — позвала я.
— Чтоб его! — послышался ее крик, сопровождаемый громким звяканьем: что-то упало в раковину. Но из ванной мама не вышла и уж тем более не поинтересовалась, что же я делаю дома так рано.
Я кинула рюкзак и мешок с книгами на пол, стянула кроссовки и глянула на мерцающий экран телевизора. Там Эл Рокер[2], стоя у карты погоды, указывал на наш город и хмурился. Никогда раньше я не видела, чтобы синоптик всея Америки хмурился. Разве он не должен быть жизнерадостным? Разве люди его профессии не должны… ну… добиваться, чтобы народ считал, будто все — и погода в том числе — скоро наладится? Если не завтра, то хотя бы в ближайшую неделю.
— Эй, — окликнула мама, — ты слышала? Надвигается торнадо!
Меня это не особо заботило. Нам здесь вечно пророчили разнообразные стихийные бедствия, но, в отличие от близлежащих городков, «Пыльные акры» еще ни разу не попали под раздачу. Все словно заранее знали: торнадо пронесется через трейлерный парк, опрокинув лишь парочку решеток для барбекю. Жуткие штормы чаще случаются в кино, чем в реальности.
В дверях ванной, поправляя волосы, появилась мама. Я была рада вновь видеть ее чистую, накрашенную и не на диване, но длина маминой юбки шокировала меня. Она оказалась короче любой из моих! Короче тех, какие когда-либо надевала Мэдисон Пендлтон! И означать это могло лишь одно…
