— Неважно. — Я дернула плечом, сбрасывая руку Кана.
— Об этом элваре, я угадал? — Рука вернулась на прежнее место.
— Пошел ты к черту! Я могу думать хоть об элваре, хоть о милотанском принце — но тебя это не касается! Ясно? — Рука опять отлетела в сторону.
— Ёлка, ты же знаешь, что я тебя люблю! — Канн сделал еще одну попытку приобнять меня.
Да что ж это такое?! Никаких нервов не хватит! А еще говорят, что без любви жить нельзя и любовь — это яд! Хотя второе-то правильно, Канн со своими пылкими чувствами отравлял мне жизнь не хуже крысомора.
— Я тебя не люблю. И уже устала повторять тебе это! Отвали!
Я сбросила руку приятеля и пошла в аудиторию. Нет, ну почему Канн не может вести себя так же, как Тёрн? Вот уж с кем мне никогда не было столь… неудобно! Элвар, как всегда, оказался прав. В конце прошлогоднего дождливеня Канн все-таки признался мне в любви. Я честно ответила ему, что между нами может быть только дружба, но он не поверил. И Тёрн явился тому не последней причиной. Наша с ним якобы любовь. Ну как объяснить людям или нелюдям, что между нами ничего не было! Мало ли, что они там думают! Мы просто хорошие друзья! И я не вижу ничего необычного в простом поцелуе в щеку в знак благодарности! И конечно, я могу прошляться с Тёрном целую ночь. Как-то раз мы удрали из дворца, чтобы посмотреть на комету. Комета появилась в строго рассчитанное время. К сожалению, под утро появились еще и элвары, которые разыскивали своего правителя. А мы как раз спали. Разумеется, в обнимку. А что делать, если из всего постельного белья только два плаща? Между прочим, простуда — единственная болезнь, которая не лечится магическим путем! Жаль, что до элваров не дошел наш практицизм. Или дошел как-то с другой ноги. Взгляды, обращенные ими в мою сторону, были не просто укоризненными. Я сперва согрелась под ними, а потом едва не загорелась. Тёрн позже сказал, что элвары считают меня его любовницей. Но каждый думает в меру своей испорченности! И тот же Клаверэн прямо говорит, что Тёрн и я — не просто друзья. Дурак! А ведь он хорошо нас знает!
Ну и пусть думают что хотят! Между нами ничего не было. Да и наверняка не будет. Последние пять лет я провожу в Элварионе все каникулы. Или телепортируюсь, или прилетаю на метле. Иногда Тёрн присылает за мной дракона, если кто-нибудь из наших стражей границы не занят, что бывает редко. За последние пять лет на границе между Элварионом и Азермоном поселилось двадцать два дракона. Азермонские контрабандисты просто рыдают и бьются в истерике, султан заваливает моего приятеля нотами протеста, а элвар, нагло хлопая длинными ресницами, предлагает султану скидываться в фонд помощи драконам, чтобы те с голодухи на людей не бросались. Бедненькие, несчастненькие ящерки! Хотя правитель Азермона предпочитает более радикальные средства. Уже троих самоубийц с ядом поймали. И конечно, есть не стали. Драконы чуют яд не хуже алхимиков, мне бы так научиться!
Зато в Элварионе, как и прежде, нет ни одного волшебника. Элвары говорят, что им не нужна человеческая магия. Любую нечисть, которая осмелится появиться в их владениях, просто изрубают в капусту. Болеть элварам тоже не свойственно. Зараза к заразе не липнет. Остается погодная магия и садово-огородная. Ну и все остальное в том же духе, по мелочи. Для меня это семечки. Если честно, я просто наслаждаюсь своими каникулами. Элварион — отличное место, а Тёрн смотрит на меня как на единственного друга, который в его присутствии не следит ни за речью, ни за мыслями. Как на постоянный источник смеха. Как на клоуна. Как на человека, с которым можно просто поболтать. Это довольно важно, ведь Тёрн — телепат высшего уровня, а может, даже и еще выше, и говорить с ним, даже просто находиться в одном помещении сложно. Он очень страдает от одиночества, и я по мере сил и возможностей скрашиваю его жизнь. Но он точно не смотрит на меня как на женщину. Я, в свою очередь, не желаю увязать по уши в любви, ревности, выяснениях отношений и прочем душевном мусоре. Я собираюсь стать хорошим магом. «Одно другому не мешает, — возразят мне люди. — Можно быть хорошим магом и замужней женщиной». И подтвердят свою глупость.
Нет. Нельзя. Сколько знаю хороших магов-женщин, столько знаю и о конце их карьеры. Стоит выйти замуж — и все, прощай, карьера, да здравствуют пеленки. Но меня это не устраивает. Мне нравится вольная жизнь. Это в мире техники я уже вышла бы замуж, а сейчас мне торопиться некуда. Даже наоборот. Есть женщины, у которых весь смысл жизни в доме и детях, но я не из таких. Мне нужно перебеситься. Слишком бедна была на события моя жизнь в моем мире. Зато здесь всегда можно повеселиться! Пусть даже и за чужой счет. Все равно наши жертвы не протестуют…
А вот и наш преподаватель. Обычно зачеты мы сдаем в начале учебного года, но мне и еще троим ненормальным разрешили сделать это сейчас. Почему? Потому что зачеты в этом мире сдаются немного по-другому. Хочешь — зубри и сдавай вместе со всеми. Хочешь — по отдельности. Досрочно. Хоть в начале учебного года со всеми остальными экзаменами — твое дело. Выучил — сдал. И халява здесь не пройдет. Если я желаю сдать зачет досрочно, меня будут гонять по всему, вообще всему материалу по предмету. А иногда и по смежным дисциплинам. Так что учить приходится на совесть. При всем желании не забудешь. Я лично желала сдать теорию и практику межмировых перемещений пораньше. Почему? Не знаю. По предвидению у меня была четверка из жалости. Что-то я могла предсказать, но на уровне цыганки с базара. Наугад — и пальцем в глаз. Чаще всего у меня были предчувствия, что надо сделать то-то и то-то. И я старалась. Потом здоровее буду. А уж выучить теорию и практику межмировых перемещений?! Не вопрос! Там всего-то шесть томов по пятьсот-семьсот листов каждый! Мелочи!
В аудиторию вошел преподаватель.
— Кто отвечает первым?
— Я! — тут же подскочила я с места. А чего тянуть, если все знаешь?
— Хорошо. Иди к доске, Ёлка. И напиши мне для начала коэффициент Лемарны.
Я машинально провела мелом по щеке, кивнула и остервенело принялась пачкать доску. Преподаватель мучил меня уже больше часа, когда по коридору разнесся голос директора:
— Где Ёлка?! Немедленно в мой кабинет!!!
Преподаватель остановил меня и улыбнулся.
— Ну, что ты натворила на этот раз?
Он принадлежал к тем немногим среди наших универских учителей, кто мог разговаривать со мной в таком тоне. Уж кому-кому, но Виктору я не стала бы пакостить никогда в жизни. Он был фанатом, энтузиастом, истинно верующим адептом своего предмета. И знал о магическом переходе между мирами все известное современной науке. Учебники, описывающие теорию межмировых переходов, были для него важнее десяти Библий, а магические инструменты и кристаллы для обсчета и практических занятий — ценнее Святого Грааля. Еще он верил, что ворота есть проявление некоей закономерности, которую можно рассчитать, и был ужасно рассеян. Его обожал весь Универ, и мы не стали исключением.
