Я тихо вздохнула и, затолкав неуместные сомнения поглубже, решительно оттолкнулась от парапета.
Секунда… другая… жутковатый полет в никуда, сопровождаемый отчаянным грохотом бешено колотящегося сердца. Рывок от налетевшего, как по заказу, сильного ветра. Еще один рывок. На этот раз — за торчащее из рюкзака спасительное колечко. Внезапный хлопок от проворно расправившейся «медузы»,[1] потянувшей за собой основной парашют, третий мощный рывок, от которого меня мотнуло в сторону…
Однако страшно не было. Совсем. Таково уж свойство моей натуры — я практически не умею бояться. Скорее в этот момент во мне проснулся совершенно необъяснимый восторг по поводу открывшейся внизу панорамы. Захватывающее дух ощущение бесконечной свободы и искреннее желание никогда больше не возвращаться на эту землю, потому что ничего иного, кроме неба, как оказалось, мне в этой жизни не надо.
Невероятно…
Страх не появился даже тогда, когда прямо перед носом промелькнула и запуталась в стропах суматошно каркнувшая ворона. Когда белоснежный парашют резко качнулся в сторону, зацепил линии электропередачи и, словно подпаленная бумага, скукожился в тонкую изорванную трубочку.
Страх не пришел, когда снизу с угрожающей скоростью надвинулись проклятые металлические гаражи. И не высунул наружу носа даже тогда, когда каким-то чудом выпутавшаяся птица с хриплым клекотом вырвалась на свободу. А затем мохнатым клубком рухнула мне на голову, избавив от ужасающе великолепного зрелища быстро приближающейся земли.
«Так что же будет дальше?» — только и успела подумать я. А потом все-таки закрыла глаза и тихо вздохнула, остро сожалея лишь об одном: до чего же нелепо умирать вот так, ничего не выяснив и не поняв. Но, кажется, дурная ворона не даст мне досмотреть этот увлекательный финал до конца…
Неизвестно где и неизвестно когда.
— Здравствуй, брат. — Ровный рокочущий голос разрезает безмолвное пространство, как ножом. — Ты, как всегда, не торопишься.
— Зачем звал? — отзывается ему из пустоты, как из могильного склепа, чей-то смертельно усталый баритон. Довольно молодой, но полный странного безразличия, если не сказать — абсолютнейшего равнодушия. — Кажется, мы все с тобой решили?
— Я не за этим. Не злись.
— Не злюсь: давно забыл, как это делается. Зачем ты меня потревожил?
— Хочу предложить новую Игру.
— Опять? — невидимый собеседник явно морщится. — Тебе не кажется, что это бесполезно?
Грохочущий бас издает странный смешок.
— Хочешь сказать, ты сдался?
— Нет. Но я устал от неудач. Ты зря надеешься, что новая Игра что-то изменит.
— На этот раз все будет по-другому.
— Ты говорил так в прошлую Игру. — У молодого, кажется, нет ни малейшего желания спорить. — И в позапрошлую тоже. Я слышу это от тебя уже который век.
— Теперь все изменится, — отчего-то упорствует бас. — Я нашел третьего Игрока.
— Неужели? — В голосе молодого впервые слышится легкая насмешка. — И кто теперь? Воин? Монах? Певец? Ребенок? Если ты помнишь, мы уже все испробовали, а результат все равно один.
— У тебя короткая память, брат.
— Тот раз не считается: ты выиграл случайно, — слегка оживляется молодой. — К тому же тот Игрок был единственным, кто смог пройти до конца. Но недолго там продержался.
— Его наследие до сих пор живо, — сухо напоминает бас. — Даже твоим марионеткам не удается стереть его с лица земли.
— Ну-ну. Сомнительное наследие, которое не нужно даже тебе.
— Ты закончил? — еще суше осведомляется бас. — Будешь слушать дальше или я возвращаюсь к себе?
Молодой на мгновение задумывается.
— Хорошо, говори.
— Я предлагаю слегка изменить Правила, — неожиданно заявляет бас и издает странный хрипловатый смешок. — Пусть на этот раз Игрок справляется сам. Никакой помощи, никаких подсказок, советов или намеков. Он идет совершенно один. С успехом или нет. Влиять на него не будем ни ты, ни я.
— А ты удержишься? — с нескрываемым ехидством осведомляется молодой и слышит в ответ недовольный рык. — Хорошо, хорошо… верю. Вернее, я тебе поверю, если услышу причину такого решения.
— Игрок непростой, — неохотно признается бас, снова возвращая себе человеческий голос. — У нас такого еще не было, поэтому и хочу попытаться.
— Что значит «непростой»?
— Увидишь, — уклончиво отвечает бас, словно не замечая проснувшегося интереса собеседника. — Раньше мы искали только силу. Потом стали искать силу и мудрость. Затем пытались использовать юность, но и это ничего не дало. Теперь Игрок будет иным. Совсем, надо сказать, иным. Он не знает о Правилах и об Игре. Вообще.
— Обман? — вдруг нахмуривается молодой, и от этого в пустоте проскальзывают опасные огненные искры, а где-то неподалеку гремит беззвучный гром.
Бас несколько отдаляется, словно не желая с ним сталкиваться, но потом спешит пояснить:
— Нет. Воля случая. Без нашего с тобой вмешательства. Только Игрок и его Путь. Возможно, это и есть выход?
— Не знаю… возможно…
— Так что ты решил? — с нетерпением спрашивает бас, напряженно ожидая ответа.
— Я устал держать на плечах небосвод, — вздыхает молодой. — И устал хранить за НЕГО Равновесие. С таким помощником, как ты… хорошо, приводи своего Игрока. Но если нарушишь Правила…
— Я помню: ты меня сразу испепелишь. И останешься держать небо еще одну вечность. Только теперь — в полном одиночестве, — довольно рыкает бас и с нескрываемым торжеством добавляет: — Скоро, брат, ты избавишься от своей ноши. Вот увидишь, это будет интересная Игра.
— До встречи, — с легко угадываемой улыбкой отдаляется молодой, и пространство опять замирает в тревожном ожидании.
Забавное это дело — умирать, доложу я вам. Не страшное, не ужасное, не жуткое, а именно забавное. А что? Лечу себе куда-то, лечу, парю в кромешной тьме, как амеба в океане. Балдею на невидимых волнах бесконечного покоя, а куда и зачем перемещаюсь — непонятно. Но зато никто не зудит над ухом, никто не гаркнет, чего это я тут вытворяю. Никому до меня нет, наконец, дела… красота-а-а. Хотя царящая вокруг тишина, если честно, малость угнетает. Да и темно тут. Ни зги не видно. Только вдалеке что-то слабо поблескивает, но мне туда отчего-то не хочется лететь. Впрочем, если бы и захотелось вдруг изменить направление, то я понятия не имею, как это делается.
