был связан с каким-то личным горем, и Клейн не мог отделаться от ощущения вины, навеянного этими напоминаниями. Каждое слово резонировало с его собственным потаенным страхом и сомнениями, заставляя его сердце забиться быстрее. Тьма, окружавшая его, казалась теперь ожившей, как если бы она питалась его страхом и сомнениями.
«Ты забыл нас, Клейн… — звуки сливались в единое неразличимое эхо, словно разрывая его рассудок. — Не допустите, чтобы наши жертвы были напрасны…»
Клейн осознал, что это не просто голоса, а какое-то проклятие, пронизывающее пространство и время. Эти сущности, возможно, были частью той тьмы, которая окутала поле битвы. Он пытался сохранить концентрацию, понимая, что это испытание предназначено не только для того, чтобы сломать его волю, но и отвлечь его от главной цели.
Вокруг него тьма становилась всё плотнее, и воспоминания о павших товарищах из настоящего и прошлого не давали ему покоя. Клейн вгрызся зубами в отчаяние и, несмотря на страх и растерянность, продолжал пробираться к центру бедствия, надеясь найти способ остановить эту необъяснимую тьму и освободить души тех, кто был затянут в её объятия.
Он знал, что, несмотря на все крики и внутреннюю боль, он должен оставаться сильным. Только так он мог дать своим товарищам успокоение и победить тьму, которая грозила поглотить всё, что он когда-либо защищал.
Командир кавалерии, достигнув эпицентра бедствия, застыл в страхе от увиденного. Из дымовой завесы показалась фигура, знакомая рыцарю. Он увидел свою покойную жену, что любил всем своим сердцем. Клейн, держа крепко свой меч, пал на колени и проговорил: «Дария, ты также прекрасна, как в день нашего знакомства…»
— Мой дорогой Клейн… — нежно произнесла она, ее голос ласкал слух мужчины. — Ты должен остановиться… Ты не понимаешь… Они сказали, что это должно случиться…
Клейн почувствовал, как слова Дарии проникают в его душу, пробуждая внутренний конфликт. Она была не просто призраком из его забытого прошлого, а осколком ее остаточной души, использованным тьмой, чтобы донести пророчество и предупредить его о надвигающейся угрозе.
Дария продолжала, её голос был полон мудрости и сожаления:
— «Это предначертано… Этот момент был частью великого замысла. Тьма не просто уничтожает, она пытается изменить ход судьбы. Ты должен понять это и найти способ предотвратить катастрофу».
Клейн, борясь с волной эмоций, осознал, что тьма использует её образ, чтобы помешать ему выполнить свою миссию. Несмотря на желание обнять её, он знал, что должен сохранять ясность разума. Тьма, которую он пытался победить, была связана с этим пророчеством, и только действуя решительно, он мог бы найти способ изменить исход.
С этим осознанием Клейн поднялся, готовясь к борьбе с тьмой, которая не только угрожала ему, но и всему, что он когда-либо защищал. Тьма пыталась манипулировать его чувствами, но он был решительно настроен выполнить свою миссию и спасти тот мир, который оказался под угрозой. Но ему не повезло, отросток растворил остаточный образ его покойной жены и пронзил его брюхо насквозь. Клейн в шоке посмотрел на свое ранение и поднял медленно свои глаза. Его взгляд застыл, когда пелена дыма рассеялась и открыла обзор на мертвые тела воинов, что храбро сражались за праведную, казалось бы, цель. К его горлу подступил ком, и он отхаркнул сгустки крови. Человек же в белой рясе с черным кругом на спине подошел к нему. Клейн уставшими глазами, посмотрел на него: «Чертово чудовище…»
Командир кавалерии, последний рыцарь, что цеплялся за доброту, честь и верность своему делу пал в бою. Его тело ослабло, веки закрылись, погружая его в полумрак.
— «Как жаль этого смертного, бился, не жалея своих сил, но ради чего, учитель?» — спросил человек в белой рясе, взваливая на отростки тело Клейна, его голос был полон презрения и неразделенной усталости.
— «Остолоп, ты не понимаешь зачем был отправлен сюда? И снова натворил делов невиданных… Эх… Госпожа, за что вы послали этого идиота к мне? — гневно риторически задал вопросы неизвестный, заодно отвесив затрещину человеку в белой рясе. — Ладно, ученик мой, бери его быстрее, пока священники из храма не явились! И почему она избрала его агентом судьбы…»
Клейн на последнем издыхании слышал их разговор, но не понимал сути. Он полностью потерял сознание. Неизвестные исчезли с моста, растворившись под покровом дыма.
— «Пора узнать правду, дорогой…» — произнес образ Дарии, и всё вокруг погрузилось в мрак, оставив Клейна и его судьбу подвешенными в неопределенности…
Этот день стал отсчетом начала неизвестных явлений по всему континенту. В разных уголках вспыхивали ожесточённые конфликты между людьми, магическими зверями и демонами. На архипелаге Милдстейн вспыхнули восстания стихийный эльфов против темных представителей их расы. В городе Румдиль после события с появлением чудака в белой рясе и смертью многих солдат, что пали в бою против монстра на навесном мосту к дворцу, объявили траурный день. Город словно задыхался под тяжестью скорби, пока тени, казалось, сгущались над каждым домом. На сие мероприятие приехала сама Королева из Галияр, столицы государства Тамирия. Дворцовая свита подготавливала все для захоронения стражников. Тела кавалерии передали священникам пятого ранга, которые накрыли белой пеленой из жесткой ткани. Служители Храма видели в этом ритуале возможность задержать души убитых, чтобы в момент сожжения передать их тела успокаивающему пламени Белесого Солнца.
Тем временем Клейн пребывал в состоянии сна, его духовное тело скиталось в лабиринтах собственного разума, стены которого с периодичностью менялись. Он на своем пути блуждания встречал темные сущности, напоминавшие силуэты его товарищей и близких из прошлого. Подходя к ним, Клейн пытался дотронуться до них, но они сразу же растворялись. Он уже перестал понимать, что происходит на самом деле. Его дух сломил остаточный образ Дарии, который исчез перед самой смертью. После продолжительного времени скитания, тело Клейна пало перед пьедесталом, его убитые горечью и чувством вины глаза поднялись и увидели…
Шел непрекращающийся ливень, словно само небо оплакивало павших. Погребение проходило со всеми почестями, но даже величественные ритуалы не могли заглушить горе, которое охватило семьи погибших. С момента известия о гибели воинов в их домах царили тишина и скорбь, тяжёлым грузом давившие на души живых. Когда гроб с телом был опущен в землю, раздался громкий крик, пронзивший густую пелену дождя. Сквозь ряды солдат, словно безумный, проскочил мальчишка. Его глаза были полны отчаяния и непонимания. Он бросился к деревянному гробу, на котором тускло светилась позолоченная надпись: «Ради защиты своего народа здесь покоится Иемир Хамир. 1784–1829 гг.» Мальчишка, дрожа, вцепился в ручку гроба, и его крик, надломленный,
