Пусть прочитает меня, кто мысль хочет древних постигнуть,
Тот, кто меня поймет, грубость отбросит навек.
Я не хочу, чтобы был мой читатель лживым и чванным:
Преданной, скромной души я возлюбил глубину.
Пусть же любитель наук не брезгует этим богатством,
Кое привозит ему с родины дальней пловец.
Рассказанные Эриолу истории, обрамления и интерлюдии, повествующие о жизни Эриола на Тол Эрэссэа, пребывают в состоянии разной степени незавершенности: одни — только в виде планов и отдельных замечаний, другие застыли в состоянии первого наброска, третьи представляют собой переписанный чернилами по карандашу набросок или чистовик, в который впоследствии снова вносилась правка.
Художественное произведение не висит в воздухе: оно принадлежит определенной эпохе в жизни автора и его окружения. Поэтому представляется необходимым назвать некоторые даты и привести некоторые факты из жизни Толкина, современные замыслу и написанию Книги Утраченных Сказаний.
Первое свидетельство о прозаических опытах Толкина на сюжет, впоследствии известный нам и из Книги Утраченных Сказаний, и из Сильмариллиона — это письмо, написанное в октябре 1914 года и обращенное к невесте Толкина, Эдит Брэтт: «Среди всего прочего я пытаюсь пересказать одно из преданий [имеются в виду предания Калевалы, финского эпоса — С.Л, С.Т.] — а это великолепный сюжет, и исключительно трагический — в виде небольшой повести в духе сочинений Морриса [2], со стихотворными вставками тут и там» [3]. Имеется в виду переработка истории Куллерво — источника истории Турина.
4 августа 1914 года Великобритания вступила в войну. К тому времени Толкину оставалось доучиться год в Оксфордском университете. Он хотел сначала закончить учебу и только после этого пойти служить в армию. Летом 1915 года он сдает последние экзамены и, вступив в полк ланкаширских стрелков, проходит обучение. 22 марта 1916 года они с Эдит Брэтт венчаются, а в июне Толкин отправляется как офицер связи на фронт, во Францию.
От этого времени до нас дошли несколько стихотворений, связанных с содержанием Книги, поэтому К.Толкин счел возможным опубликовать их в своих комментариях к отдельным сказаниям.
Но уже в ноябре Толкин возвращается в Англию лечиться от «окопной лихорадки». Большую часть следующего, 1917 года, он проводит в госпитале. Именно к этому времени относятся самые ранние рукописные тексты некоторых из Утраченных Сказаний. В 1918 году, после заключения перемирия он возвращается с женой и сыном в Оксфорд и участвует в работе по составлению Большого Оксфордского Словаря вплоть до 1920 года, когда переезжает в Лидс, где забрасывает Книгу и принимается за Лэ о детях Хурина.
Хотя жизнь автора Книги Утраченных Сказаний богата событиями, ни в коей мере нельзя сказать, что Толкин — один из тех писателей, в книгах которых получают непосредственное отражение события жизни их создателя.
Толкин черпал вдохновение не в том, что происходит с ним, вокруг него, не в литературной традиции, а где-то «в ином месте», видимо, в легендарном elsewhere [4]. В этом смысле сам Толкин — прототип Эриола, а Книга Утраченных Сказаний — грезы того, кто грезит в одиночестве, а не с другими.
Цель, которую поставил перед собой автор Книги Утраченных Сказаний — создать «мифологию для Англии» — весьма несвоевременна и несовременна. Сам этот замысел как бы выводит Толкина за пределы английской литературы XX века, заставляя вспомнить о вершинных произведениях английского эпоса: Беовульфе, Смерти Артура, Королеве Фей, «библейской» дилогии Мильтона, а не о современных Толкину авторах и даже не о Моррисе, которому Толкин многим обязан и к книге которого Земной Рай возводят отчасти замысел обрамления и стиль Книги Утраченных Сказаний [5]. Однако в отличие от автора Беовульфа, Гальфрида Монмутского, Томаса Мэлори и Эдмунда Спенсера Толкин отказывается в полной мере черпать вдохновение в национальном предании и в национальной истории, а в отличие от Кюневульфа [6] и автора Потерянного Рая и Возвращенного Рая он не собирается обращаться к библейской традиции. Создавая «мифологию для Англии», Толкин приходит, скорее, к собственному варианту национального мифа и национальной истории, повествуя о «выдуманном историческом моменте» [7] нашего мира. Согласно черновикам Книги Утраченных Сказаний, Тол Эрэссэа — это остров Англия, мореход Эриол — отец легендарных Хенгеста и Хорсы, англосаксонских завоевателей кельтской Британии, а сама Книга хранится в дымоходе разрушенного дома в деревне Грейт-Хейвуд, бывшем Тавробэле. Сам Толкин писал о преданиях Сильмариллиона: «Они возникали в моем уме как нечто «данное», и по мере их появления проявлялись их взаимные связи» [8].
Однако в форме, облекающей это в высшей степени оригинальное повествование, нельзя не узнать форму, давно и с большим успехом усвоенную английской литературной традицией: несколько повествователей по очереди рассказывают истории. В случае Толкина использование этой формы можно возвести через У. Морриса к Джеффри Чосеру, чье творчество находилось в сфере научных интересов Толкина. С другой стороны, ссылка на некую книгу (хранящуюся в дымоходе и написанную Эриолом “Книгу Утраченных Сказаний”), из которой автор почерпнул все свое повествование, — это общее место средневековой литературы, когда даже собственный, выдуманный автором сюжет подается как унаследованный из авторитетной традиции: так Мэлори ссылается на некую «Французскую Книгу», чтобы придать весомость наиболее оригинальным частям Смерти Артура. Таким образом, легенды, источником которых является воображение, подаются Толкином как утраченное — и вновь обретенное — наследие английской нации. См., например, стихотворение Веление Менестрелю (во второй части Утраченных Сказаний):
“Песнь, что пою я — лишь эхо невнятное
Грез золотых, порождения снов,
Сказ, нашептанный в часы предзакатные,
Избранным душам завещанный зов”.
К сожалению, мы лишены возможности ознакомиться с первым вариантом переработанной «Истории Куллерво», упомянутым выше. Однако к нему восходит одно из преданий Книги — сказание Турамбар и Фоалокэ (во второй части). Парадоксальным — или закономерным? — образом первое из прозаических (хотя прозаическое лишь отчасти) повествований опирается не на английский источник, а на финский эпос, Калевалу. И если стиль этого самого первого варианта сам Толкин определяет как «моррисовский», то в стиле позднейших вариантов — и Турамбара и Фоалокэ, и Нарн и Хин Хурин — ощущается влияние исландской саговой традиции. Однако история Турина оказывается единственным прозаическим повествованием Толкина, основной сюжет которого взят «не из Толкина». Можно сказать, что это первая и последняя точка опоры на какое — либо известное нам эпическое произведение.
Хронологически первым (хотя описанные в сказании события происходят ближе к концу цикла) из вошедших в Книгу текстов было Падение Гондолина, написанное в 1917 году, во время пребывания Толкина в госпитале. Будучи первым известным нам прозаическим произведением Толкина, Падение глубоко своеобразно и оригинально.
