— Это зверь не наших лесов. Откуда, ради всего святого, он взялся?
Улькра прочистил горло.
— Принц купил его у каких-то дартаканских купцов. Он собирался завести в замке зверинец или, может быть, натаскать леопарда для охоты. Так он говорил.
— Как давно это произошло?
— Несколько недель назад. Еще перед тем, как здесь останавливалась его благородная сестра.
Ингри потрогал красный шнур и позволил бровям вопросительно подняться.
— А это как случилось?
— Мы нашли зверя повешенным на балке в спальне принца, когда мы… э-э… вошли туда.
Ингри сел на пятки. Он начинал догадываться, почему до сих пор ни один жрец из храма не был вызван для погребальных обрядов. Раскраска на теле, красный шнур, дубовая балка — ясный намек на то, что зверь не просто был убит, а принесен в жертву — кем-то, кто был привержен древней ереси, запретной лесной магии. Знал ли об этом хранитель печати, когда посылал сюда Ингри? Если и так, то он и виду не подал.
— Кто повесил леопарда?
С явным облегчением — теперь он говорил правду, которая не могла ему повредить — Улькра ответил:
— Я не видел, так что ничего не могу сказать. Зверь был жив, привязан в углу и лежал совершенно спокойно, когда мы привели девушку. Никто из нас больше ничего не видел и не слышал… до тех пор, пока не начались крики.
— Чьи крики?
— Ну… этой девушки.
— Что она кричала? Или это были… — Ингри поспешно проглотил конец фразы: просто крики. Он догадывался, что подобное заключение чересчур обрадовало бы Улькру. — Какие-то слова она произносила?
— Она звала на помощь.
Ингри поднялся и отвернулся от пятнистого тела экзотического животного. Его кожаный дорожный костюм заскрипел. Теперь его тяжелый взгляд не отрывался от управителя.
— И что вы сделали?
Улькра отвернулся.
— Мы получили приказание охранять отдых принца… милорд.
— Кто слышал крики? Вы… кто-нибудь еще?
— Двое телохранителей принца, которым было велено ждать его соизволения.
— Трое сильных мужчин, присягнувших охранять принца. Где вы находились?
Лицо Улькры могло быть высечено из камня.
— В коридоре. Рядом с дверью.
— В коридоре, меньше чем в десяти шагах от совершавшегося убийства… и никто ничего не сделал.
— Мы не смели… милорд. Ведь он нас не звал. Да к тому же и крики… смолкли. Мы решили, что девушка… э-э… покорилась. Вошла в спальню она достаточно охотно.
«Охотно? Или понимая безнадежность сопротивления?»
— Это ведь не служанка-потаскушка. Девушка из свиты собственной сестры принца Болесо хоть и небогатая, но не бесприданница, доверенная ее милости не кем-нибудь, а кин Баджербанком.
— Принцесса Фара сама уступила ее брату, милорд, когда он попросил об этом.
Под нажимом, если верить сплетням.
— Это сделало ее придворной дамой в этом замке, разве не так? — Улькра поморщился. — Даже последний слуга заслуживает защиты от своего господина.
— Любой аристократ в подпитии может ударить слугу и не рассчитать силу удара, — упрямо ответил Улькра. Ингри показалось, что интонация его слишком уж хорошо отрепетирована. Сколько раз повторял Улькра это оправдание в тишине ночи за последние полгода?
Отвратительный случай с убитым слугой послужил причиной ссылки принца Болесо в эту дыру. Всем известная страсть принца к охоте делала такое наказание сомнительным, но по крайней мере оно помешало жрецам вцепиться в редеющие волосы хранителя королевской печати. Слишком малая расплата за убийство, слишком большая — за несчастный случай; Ингри, который по поручению Хетвара осматривал комнату на следующее утро, прежде чем ее привели в порядок, не счел случившееся ни тем, ни другим.
— Любой аристократ не станет сдирать кожу с убитого и расчленять труп, Улькра. Не только вино оказалось повинно в том кошмарном поступке. Принц был безумен, и все мы это знаем. — И когда король и его приближенные позволили себя уговорить — последовали призывы к верности, соблюдению приличий и защите репутации высочайшего дома (о необходимости позаботиться о душе принца никто и не вспомнил), — скандал оказался замят.
Ожидалось, что Болесо вернется ко двору еще через пол-года, должным образом раскаявшийся или по крайней мере притворяющийся таковым. Но Фара прервала свое путешествие из земель своего супруга, графа-выборщика, к постели занедужившего отца, чтобы навестить брата, и тут-то ее хорошенькая, как предположил Ингри, фрейлина попалась на глаза скучающему принцу. Каких только сплетен не гуляло в свите принцессы, прибывшей в Истхом незадолго до того, как до столицы дошли трагические новости, — про несчастную девушку говорили, и что она пожертвовала добродетелью из страха перед неукротимым вожделением принца, и что она расчетливо воспользовалась возможностью удовлетворить свои амбиции.
Если тут был расчет, то он не оправдался. Ингри вздохнул.
— Проводите меня в спальню Болесо.
Апартаменты покойного принца занимали верхний этаж центральной башни. Коридор, который вел к спальне, оказался коротким и темным. Ингри представил себе мерцающий свет свечей, придворных, сбившихся в дальнем конце и ожидающих, пока прекратятся крики, и ему пришлось усилием воли разжать стиснутые зубы. На прочной двери изнутри оказался дубовый засов, да еще и железный замок.
Убранство комнаты было по-деревенски простым: кровать под балдахином, коротковатая для высокого принца, несколько сундуков, подставка для лат и оружия у окна. Широкие доски пола кое-где прикрывали ковры, и на одном из них виднелось темное пятно. Немногочисленная мебель оставляла достаточно места, чтобы жертва попыталась увернуться… а потом, загнанная преследователем в угол, обернулась и замахнулась…
Окна справа от подставки с оружием были узкими, со вставленными в свинцовые переплеты толстыми неровными кружками стекла. Ингри потянул створку, распахнул ставни и выглянул наружу. От скалы, на которой высился замок, разбегались покрытые зелеными лесами холмы, и в жидком осеннем солнечном свете над долинами поднимался туман, похожий на призрачные потоки. У подножия скалы виднелась деревушка с расчищенными вокруг полями — источник, несомненно, продовольствия, дров, слуг для замка, грубых и простых.
Падение с подоконника на камни внизу было бы смертельным, а перепрыгнуть на стену не удалось бы даже существу достаточно миниатюрному, чтобы протиснуться в окно. К тому же в темноте и под дождем… Бежать этим путем невозможно, разве что к собственной гибели. И стоит повернуться от окна, как под шарящей рукой перепуганной жертвы окажется подставка с оружием. Боевой топор с рукоятью, выложенной золотом, все еще оставался на ней.
