Ознакомительная версия.
Путь открывал серебряный обруч – укрепленный на тонких янтарных подставках овал, стоящий посреди зала. В обруче плавала радужная пленка, именно оттуда и шел легкий ветер с запахом чужого мира. Эйлар принюхалась. Гарь, копоть… И сотни незнакомых запахов, не просто мертвых, а и не бывших никогда живыми.
Отца в комнате не было. Он прошел сквозь овал.
Эйлар обогнула обруч. Все то же: радужная муть, порывы чужого ветра. Она вздохнула и пошла вдоль стен, разглядывая красочные фрески. Ей слишком редко приходилось бывать в башне отца, чтобы упустить такой момент.
Вот первая. Самая яркая из всех – ее пощадило пламя, вырвавшееся когда-то из серебряного овала. Замок Ваас, кажущийся не таким старым, как сейчас. Два всадника, два брата, выезжающие из ворот: Ранд Ваат и Ранд Ваас. Длинная вереница слуг, следующих за ними.
Вторая фреска. Отец и Ваат дерутся спина к спине на Золотых барханах. Серые тени кочевников устилают желтый песок вокруг.
Третья фреска. Братья в городе Мертвых, в городе, где никто не жил и не будет жить. Слуг с ними совсем мало.
Четвертая фреска. На нее можно глядеть часами, ибо это фреска с изображением Храма, а немногим дано постичь и передать его величие. Храм огромен, он затмевает полнеба. Собранный из черных и зеркальных квадратов шар висит над землей, опираясь на тонкую каменную руку. Это рука Бога, удержавшего мир от падения в вечное пламя Авук.
Пятая фреска. Братья стоят в зале, и он так велик, что в нем поместился бы весь замок Ваас. Храм признал их достойными и теперь готов исполнить любую просьбу.
Эйлар улыбнулась. Она знала просьбу своего дяди – волшебную стену, чтобы оградить его замок от врагов. Храм дал обещанное – и Ранд Ваат навсегда избавился от страха за свою жизнь. И получил клеймо труса – ибо постыдной была просьба. Нет лучшей защиты, чем мужество, нет лучшего оружия, чем доблесть…
Отец отказался и от защиты, и от оружия. Глядя вперед – ибо никого не встретили братья в Храме и голос богов шел от стен нечеловеческой белизны, – он рассказал свою историю.
Он был старшим в семье и по праву владел замком. Он умел обращаться с оружием, и никто не смел похитить его слуг или бросить вызов роду Ваас. Он не хотел проливать кровь свободных, присваивая себе их рабов. Но отец желал умереть, прибавив славы своему роду.
Он попросил у Храма дверь, ведущую в иные миры – туда, где есть и опасность, и слава, и новые рабы для рода Ваас. И Храм исполнил обещанное. Он дал отцу серебряный обруч – и тот превратился в его проклятие.
Подарки богов тяжелы для людей. Первым понял это Ранд Ваат. Черное облако – волшебная стена – возникало по его воле вокруг родового замка. И ни один враг, пеший и конный, арбалетчик и огнеметатель, не мог одолеть черную стену. Но проходило несколько дней – и в замке становилось душно. Жухла листва на деревьях, тревога одолевала людей. Боевые псы ходили с высоко задранными головами, словно молили перерезать им глотки, а потом умирали. Приходилось снимать заклятие – и драться с врагом, силы которого не подкашивали темнота и мертвый воздух. Лишь однажды черное облако по-настоящему спасло замок Ваат – когда стаи ядовитой саранчи пролетали над горами, Ваат укрыл под черным колпаком всех своих рабов.
Серебряный обруч Ранда Вааса был дверью в иные миры. Двое суток он отдыхал, выставленный на солнце, а затем мог открыть путь в неведомую страну. Вот только никто, кроме шутников-богов, не знал, куда поведет волшебная дорога.
Как правило, за обручем оказывалась ледяная темнота, попав в которую люди умирали в муках. Обруч с гулом высасывал воздух из башни, и любая вещь, унесенная ветром, уже не возвращалась. Слуг, которые проверяли такие пути, приходилось привязывать длинной веревкой.
Иногда за обручем открывался странный пейзаж. Так могли гореть белые или желтые солнца, в лесах или степях бродили незнакомые звери. Воздух в таком мире годился для дыхания – или же убивал, но не сразу.
Однажды из обруча ударило ревущее пламя, проломившее стену башни и оплавившее свинцовую дверь. Пламя погасло, ибо обруч сам закрыл огненный путь. Но ни разу Ранду Ваасу не удалось найти мир, достойный свободного человека.
Эйлар стояла перед обручем, пытаясь угадать, чего ждет от нее отец. Помощи? Осторожности? Терпения?
Даже Уммилис не сумеет понять мысли отца, когда он прошел через обруч…
Раздался хрип. Совсем близко – за радужной пленкой… Завеса колыхнулась, обтягивая рослое тело. Ранд Ваас, сгорбившись, переступил обруч, неся на плече молодого парня в странной одежде. На руках отца была кровь – своя или чужая, не разберешь. Увидев Эйлар, отец довольно осклабился и бросил ношу на пол.
– Мир, – хрипло сказал он. – Мир рабов.
– Я потеряла половину слуг, спеша на твой зов, – ответила Эйлар. – Хороших слуг.
Отец молча повернулся к обручу. На серебре поблескивали в маленьких лунках разноцветные камни.
– Запомни узор, – коротко приказал он. – Боги Храма посмеялись надо мной, но я нашел мир, который станет нашим.
Он вынул самый верхний камень, прозрачный, как горный хрусталь, искрящийся, как бриллиант, скользкий, как ртутный шарик. Мерцающая пленка потускнела и погасла. Теперь сквозь обруч была видна лишь противоположная стена.
– Этот мир может стать нашим, – сказала Эйлар и с любопытством тронула босой ногой неподвижное тело. – Если только у него еще нет повелителя.
Ранд Ваас спрятал под кожаный панцирь камень-ключ. И сказал:
– Мне кажется – если я не сошел с ума, – что это мир одних только рабов. Тебе придется это проверить, дочь.
Я, Эйлар Ваас, стою на земле, которая моя по праву. Я дочь своего отца, и ошибка его на мне. Моя рука остановила его жизнь, но двигала ею воля отца. Ибо он знал – нет прощения, когда нарушены основы порядка. Не мне повторять их для вас, брат отца Ранд Ваат и друг отца Крий Гуус. Но я повторю – для земли, которой буду владеть, для слуг, которыми буду править, для стали, которую понесу в бою.
От сотворения земли – и до угасания солнца.
От рождения человека – и до погребального костра.
На север и юг, на восток и запад.
Один закон жизни дан всем. Есть свободные и рабы, есть господа и слуги.
Свободный может быть трусом и подлецом. Он может быть жалок и смешон, а лицо его уродливо. Не это делает его господином рабов.
Раб может быть смел и благороден. Он может быть горд и величествен, а лицо его прекрасно. Не это делает его слугой свободных.
Правда снаружи, а не внутри. Истина приходит лишь через другого человека.
Нет хуже проступка, чем сделать слугу господином, – кроме единственного: сделать свободного рабом.
Мой отец забыл истину – и потому я стою перед вами на своей земле. И мои рабы на стенах замка готовы умереть за меня.
Ознакомительная версия.
