Старик же задумчиво посмотрел на меня, потом вдруг неприятно ухмыльнулся, хлопнул в ладони. После хлопка его расплывчатое тело приняло более четкие очертания. Тощий, в грязных обносках, с железным протезом вместо левой ноги и с горбом на спине он стал еще омерзительнее. В расплывчатой форме он был просто красавцем по сравнению с реальной формой. И не вонял так сильно потом.
— Какая жадная, — прогнусавил он.
— !!!
Не обращая внимания на мою ругань, старик раздвинул губы в беззубой улыбке и захихикал. Он протянул руку и коснулся моего лба:
— Забвение по крови и памяти.
Темно-синяя вспышка на миг ослепила глаза, я отчаянно заморгала, пытаясь восстановить зрение.
— Хи-хи-хи!
К тому времени, как я начала видеть, старик исчез, а его мерзкий смех эхом продолжал звучать в ушах.
Я протерла виски, сомневаясь в собственном здравом уме, потянулась к сотовому телефону на тумбочке возле кровати и посмотрела на часы. Пять утра. Небо на востоке уже начало светлеть, приближался новый день, такой же хмурый, что и вчера. Уральское лето уже неделю радовало дождями.
Накинув халат, я вышла на балкон и закурила. Прошлую ночь еще можно списать на временное помутнение рассудка, но то, что произошло пять минут назад, уже серьезно. Черт, а услуги психолога совсем не по моему карману.
— Ты чего не спишь? — раздалось за моей спиной.
Я резко обернулась. Мама стояла босиком на пушистом ковре и хмуро смотрела на сигарету в моей руке.
— Ты же бросила полгода назад. Кошмар приснился? Отец почувствовал запах дыма и разбудил меня. Или проблемы в консерватории?
— Все нормально, мам. Правда. Мам, ты же знаешь, что я не люблю курить при тебе. Мне неприятно.
Мама потянулась, зевнула, потерла глаза и отвернулась:
— Пойду, чайник поставлю. Раз уж все встали, яичницу сделаю.
В коридоре послышались тяжелые шаги отца, раздался шум воды из-под крана на кухне, мяуканье голодного кота. Обычный день моей обычной, ничем не примечательной жизни начался. Я затушила окурок и пошла умываться.
Странности начали происходить позже, когда я уже подъехала к серому зданию консерватории, в котором обучалась на преподавателя по классу фортепиано. Уже давно я поняла, что особых талантов к музыке у меня нет, но такие предметы, как физика или геометрия были вовсе недоступны моему пониманию. Не сказать, что выбор пути произошло из любви к искусству, но куда уж занесло, туда и плыву.
Странности начались сразу, как я переступила порог и натолкнулась на выбегающего на улицу знакомого флейтиста.
— Привет! — я была сама вежливость.
Парень с обалдевшим выражением лица поглядел на меня, как будто впервые видел, почесал в затылке и побежал дальше. Меня проигнорировали? Я с недоумением пожала плечами и потопала вперед. Первым у меня стоял класс по специальности, кабинет 213, с ядовито-зеленой дверцей, оббитой драпом. Я потянула ручку на себя…
— Музыка — это все! Мир не смог бы жить без нее, зачах в серости, утонул в вакууме тишины, застыл без движения! Все пропитано нотами, интервалами, ритмами, тактами, случайными аккордами. Как чудесно звучит мелодия жизни! Шум припозднившейся машины за окном, топот ног ребенка из соседней квартиры, звук льющейся воды из-под крана. Волшебно, непредсказуемо, загадочно!
Я громко зевнула и прервала душевные излияния своего препода:
— Доброе утро, Виктор Сергеевич!
Седоволосый, приятный мужчина около пятидесяти лет оторвался от созерцания потолка и опустил вознесшиеся вверх руки.
— А, Василиса, это ты. А что, уже девять? Что-то я заработался.
Угу, заработался. Мой препод личность своеобразная. У него давно уже мозги съехали на почве любви к музыке, он мог часами говорить ни о чем, вздыхая, ахая, и воспевая семь простых нот. Вся консерватория смеялась над его повадками. Он был невероятно рассеянным, безобидным, и совершенно равнодушным человеком до всего, кроме музыки. Рахманинов был его кумиром, впрочем, как и Шопен, и Лист, и Моцарт.
— Ты выучила ту часть, что я задавал? У тебя хорошо получается читать с листа, но почему ты никак не можешь запомнить сами ноты? Не понимаю. Совершенно не понимаю!
Я согласно закивала головой, порылась в сумке и достала ноты. И тут мне послышался знакомый мерзкий смех старикашки из моего кошмара. Я вздрогнула от неожиданности, уронив крышку рояля назад, и невольно дернулась в сторону. Мой локоть затронул руку препода, и дальше произошло нечто такое, отчего у меня вновь возникли сомнения по поводу собственного рассудка. Виктор Сергеевич вдруг застыл на месте, раскрыв рот. Дунул летний ветерок в открытую форточку, шевельнув волосы на его затылке, мне даже показалось, что пространство в какой-то момент поплыла дымкой. Я сморгнула. Все было как обычно. Два фортепиано в классе, столик, заваленный нотами, пыльный кактус на широком подоконнике, и растерянно моргающий посреди кабинета преподаватель.
— Извините, — поспешно пробормотала я, вновь поднимая крышку рояля.
— Хм-м… — ответил Виктор Сергеевич. — А зачем я пришел в такую рань? У меня же нет с утра никого. Ладно, раз уж пришел, поиграю немного. А, девушка! Простите, а вы кто?
Моя челюсть медленно поползла вниз.
— Виктор Сергеевич! — ошарашено произнесла я. — У меня же сейчас занятия у вас! Я Василиса Ковалева!
Препод нахмурился:
— Ваше имя мне ни о чем не говорит. Выйдете, пожалуйста, из кабинета. Вы мне мешаете.
Он присел на стул за фоно, глубоко вздохнул и легко коснулся клавиш. Весенний вальс Шопена зазвучал в классе, оживляя мир вокруг.
Ну, это уже слишком! Я рассердилась. Он всегда был чудиком, но так издеваться над своей ученицей!
— Виктор Сергеевич! — рявкнула я в самое ухо учителя. — Что за шутки?
— Вы еще здесь? — не отрываясь от клавиш, сердито спросил препод. — Освободите кабинет! Немедленно!
— Виктор Сергеевич, мать вашу! Вы что, издеваетесь надо мной?
Звуки вальса были мне ответом.
Я сунула ноты обратно в сумку и вышла из кабинета, хлопнув дверью. Что за чертовщина твориться? Портреты великих композиторов, развешенные на стенах коридора, культурно промолчали.
— Э? Васька? Ты что здесь делаешь?
В комнате отдыха уже сидела одна их моих подруг, Ольга, обучающаяся по классу домры.
— Мой препод совсем с ума сошел! — злобно рыкнула я. — Прикинь, он сделал вид, что знать меня не знает! Сначала поздоровался, спросил, выучила ли я этюд, а потом сел за фоно и сам начал играть. Я ему 'Виктор Сергеевич, у нас урок', а он — 'освободите кабинет'!
— Вот это да! Совсем свихнулся старик. Шизик, он и есть шизик. Да ладно, забудь про него. Слушай, я вчера пропустила МХК (*мировая художественная культура), что там было?
