— Ему не удалось остаться в живых?
Пайрем покачал головой.
— Как его звали?
Пайрем колебался с ответом.
— Если ты доверил мне свое имя, то можешь доверить и имя своего погибшего отца. Возможно, что я знал его.
Пайрем неуверенно приоткрыл рот для ответа, но тут же вновь сомкнул губы. Эйджер немного подождал, осушил до дна свою кружку и знаком показал одному из слуг, что ее нужно наполнить снова.
— Его тоже звали Пайрем.
— О боже! В мире на самом деле полно твоих тезок, верно?
Пайрм не успел ответить — к их столу подбежал худенький мальчик в белом фартуке, захватанном грязными пальцами. Он наклонил кувшин, наполняя кружку Эйджера теплым пивом. Пиво пахло гвоздикой — совсем не похоже на аромат того, которое Эйджер только что допил. Старый солдат отхлебнул пиво на пробу и решил, что оно, пожалуй, еще вкуснее, чем первое.
— А кто будет платить? — спросил мальчик, протягивая вперед руку. Прежде, чем Эйджер успел достать из потрепанного кошелька медяки, Пайрем опустил в протянутую руку монету.
— Черт побери! — воскликнул мальчик. — Это же целый пенни! Я не смогу дать вам сдачу, сударь. У меня пока что только три осьмушки…
— Следи за тем, чтобы эта кружка оставалась полной всю ночь, — велел Пайрем, явно обеспокоенный тем, что к их столу опять обратились любопытствовавшие взгляды.
Мальчишка с широчайшей ослепительной улыбкой исчез — он решил, что калека ни за что не пропьет за одну ночь целый пенни, и заранее радовался тому, что сможет прикарманить остаток.
— Тебе незачем накачивать меня пивом, чтобы поговорить, — резко произнес Эйджер. — Я не из тех болтунов, которым стоит залить глаза, чтобы начать пустословить. Если ты на самом деле хочешь узнать о той войне, я могу рассказывать о ней до зимы. — Он помрачнел. — Теперь уже никто не хочет о ней вспоминать.
— Я хочу узнать о битве при Глубокой Реке, — настойчиво сказал Пайрем. — В книгах, которые мне удалось прочитать, о ней упоминается очень мало, и я понял, что немногим удалось… удалось…
— Уцелеть? — мрачно усмехнулся Эйджер. — Да, нас на самом деле осталось мало. Но на фугой стороне не осталось никого. Просто вообще никого.
— Дело было в засаде? Историки говорят об этом самые разные вещи, как будто никто ничего топком не знает о той битве.
— Никто никогда и не узнает толком ничего… тем более, что Элинд Чизел погиб. — Голос Эйджера сорвался, и он торопливо отхлебнул глоток пива. — Только генерал Чизел знал про все, что в действительности происходило на той проклятой войне. Он был лучшим из солдат, какие когда-либо рождались в Кендре.
Пайрем с волнением подался вперед.
— Пожалуйста, расскажите мне все, что только сможете.
Эйджер снова откинулся назад, прикрыл свой здоровый глаз, и теперь перед Пайремом оказалась пустая глазница, затянутая кожей в мелких шрамах.
— Генерал выяснил расположение лагеря работорговцев на другом берегу реки. И решил атаковать его, пользуясь своим преимуществом, пока у противника не было сведений о наших войсках. Это было вполне в его духе — он всегда принимал решение атаковать первым. Погода стояла жаркая, вокруг было сухо, как у монаха в глотке. Я шел с передовым отрядом. Мы сползли в лощину и стали дожидаться остальных. Сам генерал Чизел вел второй полк, свои Красные Щиты — а за ними двигались спешенные конники, изрядно напуганные тем, что им пришлось оставить своих лошадей в тылу. Но все они были отменными конными лучниками, а лучники никогда не бывают лишними. Их задачей было обстрелять врага, прежде чем остальные пустят в дело мечи и копья. Последними шли ополченцы, выставлявшие себя отчаянными забияками, но при этом желтые от страха, словно обгаженная детская пеленка. Когда все наше войско спустилось вниз, начался подъем, однако мы не успели продвинуться и на сотню шагов, как все началось…
— Работорговцы напали первыми?
Эйджер кивнул.
— Да. Началось со стрел, потом они пустили в ход камни. Надо сказать, что метких стрелков среди них не было, а от камней легко можно было увернуться. Однако нас было на склоне слишком много, и некоторым пришлось несладко.
— Значит, на войско генерала напали неожиданно? Все-таки там была засада?
Эйджер покачал головой:
— Да нет, не думаю. Он знал, что вражеские разведчики спали и не могли бы заметить наше продвижение вниз в лощину. И уж во всяком случае, у неприятеля оказалось достаточно времени, чтобы успеть организовать хоть какую-нибудь оборону. Мне думается, что генерал посчитал работорговцев не способными быстро стянуть все силы к реке и помешать нашей переправе. — Калека мрачно ухмыльнулся. — Генерал все верно рассчитал.
— Но что же было дальше? — настойчиво спросил Пайрем.
— Генерал отдал лучникам приказ сдерживать натиск врага и прикрывать наш подъем. Мы поднимались так быстро, как только могли, и были уже почти наверху, когда на нас обрушились два отряда их наемников. Честно скажу, это посеяло среди нас панику. Лучникам пришлось прекратить стрельбу, чтобы не задеть своих. Гнать неприятеля вверх по склону было очень тяжело, однако нас оказалось больше. — Эйджер опять ухмыльнулся. — Мой отряд проложил Красным Щитам путь наверх.
— Но ведь это был еще не конец?
Ухмылка на лице Эйджера растаяла. Он покачал головой.
— Нет, не конец. Только тогда и началась настоящая битва.
Он отхлебнул большой глоток из своей кружки и приготовился было продолжать рассказ, но тут поперек стола упала чья-то тень. Эйджер поднял голову, чтобы взглянуть, и кровь застыла у него в жилах.
Тогда обернулся и Пайрем, и из его груди вырвался глухой стон:
— О боже, только не сейчас, — пробормотал он.
Сверху вниз на него и на горбуна внимательно смотрел человек поистине огромного роста. Его прямые светлые волосы были коротко острижены, большую часть лица закрывала короткая и клочковатая рыжеватая борода, в которой мелькала седина, а прищуренные глаза казались снизу узкими прорезями. На плечи великана был наброшен длинный плащ, под которым отчетливо вырисовывались очертания висящего на поясе длинного меча.
— Проклятье, — вырвалось у Эйджера, однако он произнес это спокойно и без тени гнева.
Незнакомец положил свои огромные ладони на плечи Пайрема:
— Тебе лучше отправиться вместе со мной обратно.
— Но, Камаль, я наконец-то нашел человека, который сражался при Глубокой Реке!
Тот, кого назвали Камалем, быстро взглянул на Эйджера.
— Вас, должно быть, накормили цыплячьим дерьмом ради того, чтобы сделать из вас ночного собутыльника. Из того сражения выбралась живыми лишь горстка солдат — и уж в этом-то месте не встретить никого из них.
