— А кто будет платить? — спросил мальчик, протягивая вперед руку. Прежде, чем Эйджер успел достать из потрепанного кошелька медяки, Пайрем опустил в протянутую руку монету.
— Черт побери! — воскликнул мальчик. — Это же целый пенни! Я не смогу дать вам сдачу, сэр. У меня пока что только три осьмушки…
— Следи за тем, чтобы эта кружка оставалась полной всю ночь, — велел Пайрем, явно обеспокоенный тем, что к их столу опять обратились любопытствовавшие взгляды.
Мальчишка с широчайшей ослепительной улыбкой исчез — ему казалось, что калека ни за что не пропьет за одну ночь целый пенни, и он заранее радовался тому, что сможет прикарманить остаток.
— Вам не следует накачивать меня пивом, чтобы поговорить, — резко произнес Эйджер. — Я не из тех болтунов, которым стоит залить глаза, чтобы начать пустословить. Если вы на самом деле хотите узнать о той войне, я могу рассказывать о ней до зимы. — Он помрачнел. — Теперь уже никто не хочет о ней вспоминать.
— Я хочу узнать о битве при Глубокой Реке, — настойчиво сказал Пайрем. — Во всех книгах, которые мне удалось прочитать, о ней упоминается очень мало, и я понял, что немногим удалось… удалось…
— Уцелеть? — мрачно усмехнулся Эйджер. — Да, нас на самом деле осталось мало. Но на другой стороне не осталось никого. Просто вообще никого.
— Дело было в засаде? Историки говорят об этом самые разные вещи, как будто никто ничего толком не знает о той битве.
— Никто никогда и не узнает толком ничего, тем более, что Элинд Чизел погиб. — Голос Эйджера сорвался, и он торопливо отхлебнул глоток пива. — Только генерал Чизел знал, что в действительности происходило в той проклятой войне. Он был лучшим из солдат, какие когда-либо рождались в Кендре.
Пайрем с волнением подался вперед.
— Пожалуйста, расскажите мне все, что только сможете.
Эйджер снова откинулся назад, прикрыл свой здоровый глаз, и теперь перед Пайремом оказалась пустая глазница, затянутая кожей в мелких шрамах.
— Генерал узнал расположение невольничьего лагеря на другом берегу Глубокой Реки. Тогда он решил атаковать их, пользуясь своим преимуществом, пока у них не было сведений о наших войсках. Это было вполне в его духе — он всегда принимал решение атаковать первым. Погода стояла жаркая, вокруг было сухо, как у монаха в глотке. Я шел с передовым отрядом. Мы сползли в лощину и стали дожидаться остальных. Сам генерал Чизел вел второй полк, свои Красные Щиты, а за ними двигались спешенные конники, изрядно напуганные тем, что им пришлось оставить позади своих лошадей. Все они были отменными конными лучниками, а лучники никогда не бывают лишними. Их задача: обстрелять врага, прежде чем остальные пустят в дело мечи и копья. Последними шли ополченцы, выставлявшие себя отчаянными забияками, но при этом зеленые от страха, словно обгаженная детская пеленка. Когда все наше войско спустилось вниз, начался подъем, однако мы не успели продвинуться и на сотню шагов, как все началось.
— Невольники напали первыми?
Эйджер кивнул.
— Да. Началось со стрел, потом они пустили в ход булыжники. Надо сказать, что метких стрелков среди них не было, а от камней легко можно было увернуться, однако нас было на склоне слишком много, и некоторым пришлось несладко.
— Значит, на войско генерала напали неожиданно? Все-таки там была засада?
Эйджер покачал головой:
— Да нет, не думаю. Он знал, что вражеские разведчики должны были спать и потому не могли бы заметить наше продвижение вниз в лощину, и уж во всяком случае, у неприятеля оказалось достаточно времени, чтобы успеть организовать хоть какую-нибудь защиту. Мне думается, что генерал посчитал их неспособными быстро стянуть все силы к реке и помешать нашей переправе. — Калека мрачно ухмыльнулся. — Генерал все верно рассчитал.
— Но что же было дальше? — настойчиво спросил Пайрем.
— Генерал отдал лучникам приказ сдерживать натиск невольников и прикрывать наш подъем. Мы поднимались так быстро, как только могли, и были уже почти наверху, когда на нас обрушились два отряда их наемников. Скажу вам честно, это посеяло среди нас панику. Лучникам пришлось прекратить стрельбу, чтобы не задеть своих. Гнать неприятеля вверх по склону было очень тяжело, однако нас было больше. — Эйджер опять ухмыльнулся. — Мой отряд проложил Красным Щитам путь наверх.
— Но ведь это был еще не конец?
Ухмылка на лице Эйджера растаяла. Он покачал головой.
— Нет, не конец. Только тогда и началась настоящая битва. — Он отхлебнул большой глоток из своей кружки и приготовился было продолжать рассказ, но тут поперек стола упала чья-то тень. Эйджер поднял голову, чтобы взглянуть, и кровь застыла у него в жилах.
Тогда обернулся и Пайрем, и из его груди вырвался глухой стон:
— О Боже, только не сейчас, — пробормотал он.
Сверху вниз на него и на горбуна внимательно смотрел человек поистине огромного роста. Его прямые светлые волосы с проседью были коротко острижены, большую часть его лица закрывала короткая клочковатая борода, рыжеватая, в которой тоже мелькала седина, а прищуренные глаза казались снизу узкими прорезями. На плечи великана был наброшен длинный плащ, под которым отчетливо вырисовывались очертания длинного меча, закрепленного на поясе.
— Черт меня побери, — вырвалось у Эйджера, однако он произнес это спокойно и без тени гнева.
Незнакомец положил свои огромные ладони на плечи Пайрема:
— Было бы лучше, если бы вы отправились обратно вместе со мной.
— Но, Камаль, я наконец-то нашел человека, который сражался при Глубокой Реке!
Тот, кого назвали Камалем, быстро взглянул на Эйджера.
— Вас, должно быть, накормили цыплячьим дерьмом ради того, чтобы сделать из вас ночного собутыльника. Из того сражения выбралась живыми лишь горстка солдат, и уж в этом-то месте не встретить никого из них.
Пайрем повернулся к Эйджеру, умоляюще глядя на него, точно прося опровергнуть несправедливые слова, однако горбун даже не заметил взгляда юноши. Он в изумлении смотрел в лицо великана:
— Не может быть! Это ведь вы!
Камаль нахмурился.
— Что за глупый вопрос?
— Капитан Аларн, — продолжал Эйджер. — Капитан Красных Щитов Камаль Аларн.
Камаль вздрогнул. И Пайрем схватил его за руку.
— Вот видишь? Этот человек знает тебя. Должно быть, он на самом деле сражался в той войне!
— Меня знают многие, — отозвался Камаль, не повышая голоса, — но откуда мы узнаем, на чьей стороне он дрался?
Великан испытующе посмотрел на Эйджера, но горбун не мог произнести ни слова — его лицо стало белее мела. Камаль обеими руками схватил юношу за воротник плаща и легким движением поднял его на ноги:
