— Но разве сын фермера не может стать сиром?
— Теоретически может, но жизнь в огороде, или возле свиней не делает их воинами. Два года слишком мало, что бы они избавились от своих прежних привычек. К тому же им мало известны такие понятия как честь и доблесть, лишь единицы понимают, что такое долг. Большинство из них трусы и преступники, которые при первой же угрозе их жизням бросают оружие и бегут, или того хуже, поворачивают его против своих друзей. И даже те, кто решается продлить службу после истечения двухлетнего строка, должны еще многому научиться, прежде чем стать рыцарем. Я говорю не лишь о моральных принципах, а и о более простых вещах, таких как читать и писать, считать хотя бы до ста, слагать и вычитать. Именно по этому, из десяти тысяч крестьян лишь один соглашается продлить свою службу. Другие предпочитают тихую домашнюю жизнь в обнимку со своими свиньями или скотом. И даже из тех, кто решится, менее половины станут рыцарями. Остальные погибнут от рук врагов, бандитов или же станут дезертирами или предателями. В любом случае их рано или поздно ждет смерть.
Вия отстранилась от Алана, и посмотрела на него так, словно видит впервые.
— Ты изменился, — в ее голосе звучала грусть. — Теперь ты не такой, каким был раньше.
— Дорогая моя сестренка! Я все еще остаюсь тем же Аланом, какого ты знала восемь лет назад. Просто я уже вырос.
— Я знаю, ведь я тоже выросла. Сегодня мне исполнилось пятнадцать.
Алан знал, что она говорит правду. Она действительно выросла, и не была уже той мечтательной девочкой, с сапфировых глаз которой он стирал слезы при последнем расставании восемь лет назад. Теперь она была взрослой девушкой, с длинными снежными волосами, точенной фигуркой, и двумя горбиками упругих грудей.
— И поэтому поводу я приготовил тебе подарок. — Алан извлек из подкладки своего плаща, какую-то небольшую шкатулку, сделанную с красного дерева, и покрытую блестящим лаком.
— Что это?
— Подарок, открой его и увидишь.
Вия открыла крышечку, и под ней увидела красивое колье, сделанное из золотых, серебреных и платиновых колечек, чудно переплетенных между собой. Украшено оно было сапфирами, алмазами и рубинами разной величины. На какой-то миг в глазах девушки возникло удивление, и уже знакомый Алану мечтательный огонек в глазах.
— Алан, оно же дорогое. От куда у тебя такие деньги?
— Не забывай, что я, все таки, сын королевы, и правителя Вийилора, одной из богатейших провинций Воздушных Островов.
— Спасибо, — произнесла Вия, и на ее губах заплясала улыбка, которая, вскоре, сменилась на печаль.
Алан нежно поднял голову сестры за подбородок и, посмотрев в ее сапфировые глаза, спросил.
— Тебе не нравится мой подарок?
— Нет, что ты, оно прекрасно. Просто… — Вия, вновь, опустила глаза. — Когда Инет исполнилось пятнадцать лет, мать подарила ей мужа на одну ночь. От этого союза у нее родилась моя племянница Маргери. С тех пор у нее родилось еще двое сыновей, и всех их, вопреки принятым законам, она отправила к отцам, даже не дав им имен, и не поинтересовавшись, ни разу, что с ними произошло. Выжили они, или умерли от голода где-нибудь в дороге. Когда пятнадцать исполнилось Адаманте, ей тоже подарили мужа на одну ночь. С тех пор она пять раз зачинала ребенка. Четыре раза у нее был выкидыш, а пятый ребенок родился мертвым. Эти потери лишили ее рассудка. И вот она уже год сидит у окна в своей комнате в башне Принцесс. — Вия несколько мгновений смотрела в глаза своего брата. — Алан, я не хочу этого. Этот насильственный первый брак на одну ночь лишает нас всех святых чувств…
— Возможно, что королева забыла о тебе, как делала это раньше. И никакого брака на одну ночь не будет.
— Я слышала, как королева сама говорила, что в этот вечер в Северном Замке соберутся все холостые лорды и лордёныши Воздушных Островов, и я должна буду выбрать одного из них, и разделить с ним свое ложе. — На сапфировых глазах Вии появились слезы, которые сразу же превратились в лед. Начиналась ночь, и на такой высоте, даже горячее тело человека не могло растопить его. — Алан, забери меня отсюда. Забери далеко, далеко… — Принцесса сама того нехотя, вцепилась в руку своего брата.
— Если бы я только мог. За это нас обоих лишат головы, и украсят ими стены Алиора. Хотя, я постараюсь тебе помочь…
«… мир сей, именуемый всеми народами Материком, издревле принадлежал Заклинателям Огня (люди зовут их Демонами, а мы, Волки — первыми). Не смотря на то, что первые были разделены на тринадцать народов: три народа — рабы, три — надзиратели, три — владыки, три — воины и один народ — вожди; Материк принадлежал им. (Во всяком случае, такую иерархию власти увидели Волки, когда впервые причалили к южным берегам. Иных сведений о бывших временах нет). Мир тот был покрыт огнем и лавой, из которой произрастали огненные цветы и каменные деревья. И лишь на южных берегах была привычная нам жизнь.
Когда Волки причалили к ним, Первые не возжелали делить сию землю с пришельцами. Началась война…
…по мере того, как Волки захватывали Материк, менялся и сам мир. Там, где бушевали вулканы и текли лавовые реки, появились горы, леса, вода. Воздух избавился от запаха серы, став свежим и приятным…
…ни один народ никогда не вел войн на полное уничтожение, тем более Волки, которые вступают в войну лишь тогда, когда других методов нет, и когда Первые проиграли, оборотни оставили им не большой участок земли, известный ныне как Огненные горы…
… как оборотни смогли победить Заклинателей Огня? Ведь Волки никогда не были магами, в отличии от Демонов, владеющих магией даже лучше чем эльфы?
Мы не знаем ответ на эти вопросы, но как говорят Волки: „Магия не всесильна“…
История народов Материка. Том 1. с. 318–421.»
Холодный снег неприятно холодил мои лапы. Не смотря на начало весны, снегу, все еще, было много. Утром, когда на дворе трещал мороз, твердый наст мог еще выдержать вес моего тела. Ближе к обеду, яркое весеннее солнце сделало снег рыхлым, и теперь мне приходилось тяжело. Лапы проваливались глубоко в снег. Снежно-белая шерсть намокла от воды и талого снега, а все еще по-зимнему ледяной ветер покрыл слипшиеся шерстинки маленькими сосульками. Лапы неприятно чесались, а в некоторых местах, где лед выдрал шерсть, появились капельки крови.
Каждое движение лап приносило странные, неприятные чувства.
Когда же под ровной снежной гладью попадались спрятанные ямы, и мне, усердно «работая» лапами, приходилось выбираться из западни, позади меня, где-то на расстоянии ста пятидесяти гонов, слышался веселый крик:
