Я взяла книгу и раскрыла ее наугад, решив положиться на судьбу. Мне попалось заклинание воскрешения.
Для того, чтобы вернуть к жизни. Применять осторожно в случаях, когда плоть инфицирована. Использовать свежие цветы.
Внизу была нарисована диаграмма в виде свернувшейся спиралью змеи, заключенной в окружность, в центре находился конец хвоста. Для этого заклинания необходимы были соль, кровь и дыхание. Как просто.
Я начертила палкой круг на кладбищенской земле и достала из рюкзака с продуктами, купленными домой, пакетик с солью. Соль я рассыпала по границе круга и затем в раздумье закусила нижнюю губу. У меня не было ни цветов, ни тем более мертвой плоти.
Осмотревшись, я заметила, что к основанию надгробного камня возле меня прибило кучу жухлых листьев. Я поднялась, выбрала подходящий лист и, расправив его, положила в центр круга.
Теперь самая трудная часть моего эксперимента. Я вынула из кармана джинсов перочинный ножик и раскрыла его. Приставив лезвие к подушечке большого пальца левой руки, я замерла. Желудок свело судорогой, когда я представила себе, как больно мне будет. А что, если эта книга заклинаний просто шутка? Неужто я настолько безумна, что готова рискнуть ради глупого эксперимента?
Но ведь заклинания написаны рукой отца, а он всегда был честен. Он верил в магию, иначе не тратил бы на нее столько усилий и времени. Если я кому-то и могла верить в этой жизни, то только отцу.
Не хватало только капли крови.
Вздохнув, я слегка прижала лезвие к пальцу, но кожу не проколола. Меня трясло от предвкушения: вот сейчас, буквально через мгновение, я выясню, существует ли магия.
Я надавила на лезвие. С моих губ сорвался приглушенный стон, и палец окрасился красным. Я вытянула дрожащую руку, наблюдая, как тяжелые капли падают на землю. Страх исчез, уступив место чистому любопытству.
Кровь забрызгала лист и образовала небольшую лужицу. Я наклонилась, напряженно вглядываясь в центр круга. Меня снедала тоска по отцу, и я очень хотела, чтобы все это оказалось правдой.
— Ago vita iterum,[3] — шепотом произнесла я. Лист всколыхнуло мое дыхание, а на поверхности лужицы появилась слабая рябь.
Ничего не произошло. Ветер снова растрепал мои волосы, но я не обратила на это внимания, продолжая буравить взглядом землю. Возможно, моя латынь была недостаточно чистой. Нажав на пораненный большой палец, я выдавила еще несколько капель крови и снова произнесла заветную фразу.
Лист задрожал сильнее и стал медленно разворачиваться. Пожухлые, сухие края начали выравниваться и зеленеть, и вскоре передо мной лежал яркий, живой, как будто только что сорванный с ветки лист.
От созерцания этого чуда меня отвлек шум, донесшийся со стороны обелиска неподалеку. Обернувшись, я увидела юношу, который смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
Я мог бы сказать, что пришел на кладбище в поисках своего прошлого или из-за того, что расчувствовался, но на самом деле мне просто хотелось сбежать подальше от своей ненормальной мачехи.
Мы обедали в уютной гостиной: я, мой отец и Лилит. Я расправил скатерть, чтобы проверить, не пролил ли я вино, а затем, подняв голову, увидел, что Лилит вновь ушла в себя. Взгляд ее был устремлен в пустоту, и она быстро произносила цитату из Библии, путая стихи.
— Ну что, Ник, с нетерпением ждешь понедельника, когда снова вернешься в школу? — спросил отец, отпив из бокала. Он разрешал и мне пробовать вино, считая, что таким образом сможет обезопасить меня от алкоголизма, хотя он и не догадывался, что я уже давным-давно — в четырнадцать лет — познакомился с этим напитком самостоятельно.
— Да уж, так же как и возможности съехать на голой заднице со склона, заросшего репейником.
— Ну, это было бы не так уж и плохо, — откликнулась Лилит и впилась зубами в кусок стейка.
— Конечно. Последний учебный год и новая школа, да еще и черте где… Лучше не придумаешь, — пробурчал я.
Она поджала с вои накачанные ботоксом[4] губки:
— Посмотри на это с другой стороны: вряд ли у тебя могут возникнуть еще какие-нибудь проблемы с общением, которых не было в Чикаго. Ты станешь таким же изгоем, и хуже уже не будет.
Не в силах сдержаться, я с грохотом поставил свой бокал на стол, разлив вино, и вскочил.
— Ник! — строго произнес отец. Он все еще не снял галстук, хотя уже несколько часов был дома.
— Отец, ты что, не слышал, что она…
— Сын, тебе почти восемнадцать, не веди себя как…
— А ей тридцать два! — перебил я. — И думаю, что если кто-то из нас и должен вести себя разумно, так это она. Ты женился на ней только потому, что она на тринадцать лет моложе тебя.
— Я тебя прощаю за эти слова, — спокойно сказал отец. Он всегда был спокоен.
— Отлично.
Взяв стебель спаржи, я перехватил его наподобие дротика и изобразил, будто протыкаю сердце Лилит. Этот раунд она выиграла, впрочем, как и все остальные. Так было всегда, тех пор как отец поддался на ее чары.
Уходя, я услышал слова мачехи:
— Не волнуйся, дорогой. Ведь для этого и существует отбеливатель.
Скрипя зубами от ярости, я распахнул дверь чулана, схватил куртку с капюшоном и, как ошпаренный, вылетел на улицу. Будь я в Чикаго, я мог бы заглянуть в «Трей-хаус»,[5] а оттуда мы с Майки пошли бы в кофейню или к нему в гости пострелять по виртуальным инопланетянам. Но сейчас я жил в фермерском доме в штате Миссури и мог скрыться только в одном месте — на старом кладбище.
Застегнув куртку, я пробирался между рядами могил и дожевывал сочный побег спаржи. Солнце уже почти село, сумерки сгущались, в вышине засверкали первые звезды. Засунув поглубже руки в карманы куртки, я направился к деревьям. Кладбище было видно из окна моей спальни, но только сейчас мне наконец представилась возможность найти могилу моего деда.
Я встречался с дедушкой лишь однажды, когда мне было семь, но он по какой-то причине оставил все свое состояние мне. Я помню, что он постоянно болел и частенько ругался с моей матерью; в чем именно он ее упрекал, я так и не понял и решил для себя, что с приходом старости у людей появляются всякие странности.
Да уж, семейка у нас та еще…
Когда мой отец женился на Лилит, они вместе принялись наводить порядок в фермерском доме, который очаровал меня своей ветхостью и тишиной. Они сорвали со стен старые обои теплых оттенков, выбросили добротную, потертую мебель, заменив все это черно-белым интерьером. Надеюсь, это внесло хоть какое-то разнообразие в их унылую половую жизнь.
