— Ребенок! — воскликнула Джоли. — А куда попал ее сын?
— Его душа, по определению, находилась в равновесии и не могла отправиться ни в Ад, ни в Рай. Она остается в Чистилище.
— И Орлин хочет быть вместе с сыном! Раз он не попал в Рай, то и она не желает там находиться!
— Но нет никакого смысла…
— Пожалуйста, Танатос, я ее друг. Разреши мне помочь. Разве ей так уж необходимо отправляться в Рай прямо сейчас?
Фигура в плаще пожала плечами:
— Ты права, тут нет никакой срочности. Соотношение между добром и злом в ее душе близко к равновесию, потому что она незаконнорожденная, у нее был роман вне брака, а главное — она совершила самоубийство. Этих трех грехов вполне достаточно, чтобы отправить душу в Ад, если бы в остальном Орлин не являлась образцом добродетели. Если она напряжет свою волю, то может навсегда остаться на Земле в качестве призрака — как ты. Я пришел только из-за того, что у нее возникли трудности при расставании с телом — так мне показалось. Предоставляю ее тебе.
— Спасибо, Танатос, — сказала Джоли. — Я позабочусь об Орлин до тех пор, пока она не смирится со своим положением. — А почему на ней лежит грех незаконнорожденности? Она же не виновата! И почему ее роман считается грехом? Ведь по условиям брачного контракта, заключенного с призраком, она была обязана зачать ребенка. И разве грешно пытаться помочь собственному сыну, пусть и в Загробной жизни?
Казалось, череп исказила гримаса.
— Эти определения придумал не я, а Бог. Если бы я был в силах, я бы многое изменил, чтобы лишь истинное зло очерняло душу. Но от меня ничего не зависит. Я должен действовать согласно установленным правилам.
Джоли вздохнула. Она знала, что Танатос прав; ее вопросы носили риторический характер и были вызваны болью, которую она испытала от неожиданной смерти Орлин.
— Я понимаю. Да и не мне критиковать воплощение Добра.
Танатос кивнул, затем повернулся и вышел сквозь стену.
Как только он исчез, все снова пришло в движение. Душа возобновила свои попытки остаться рядом с телом.
Джоли протянула руку и схватила душу за то место, где находилось предплечье.
— Успокойся, Орлин, Танатос ушел! Тебе не придется делать то, чего ты не хочешь!
Душа прекратила отчаянную борьбу и понемногу успокоилась.
— Мое дитя…
— Твое дитя в Чистилище. Если желаешь, я отведу тебя туда. Меня зовут Джоли, я друг твоих снов; теперь ты меня узнаешь?
Постепенно в глазах Орлин появилось понимание.
— Друг моих снов? Я начинаю вспоминать, но…
Джоли знала, как трудно прийти в себя после смерти; ей самой выпало такое испытание, и она много раз видела, как страдают другие. Обычно освободившаяся душа самостоятельно направляется в сторону Ада — или Рая, в зависимости от баланса добра и зла, и приходит в сознание только в месте назначения. В Раю она обретает форму потерянного тела и превращается в живое существо; появляются ангелы и отводят ее на соответствующий уровень. В Аду душа тоже пробуждается к жизни, хотя ее ждет совсем другой прием. Таким образом, у человека создается впечатление, что между его последним вздохом на Земле и прибытием в соответствующую область Загробной жизни проходят считанные секунды.
Однако некоторые души — их совсем немного — не могут сразу отлететь в Ад или в Рай из-за того, что Добро и Зло оказались в равновесном состоянии, или потому, что их дела на Земле еще не завершены. Первым приходит на помощь Танатос; вторые еще некоторое время скитаются по Земле в качестве призраков. Так получилось с Джоли — а теперь с Орлин.
— Да, я призрак, — кивнула Джоли. — По некоторым причинам я не могла войти с тобой в контакт днем, но, когда ты спала и видела сны, я была твоим другом. Ты, наверное, считала меня существом, созданным твоим воображением, но на самом деле все обстояло иначе. Меня послал друг твоей матери, чтобы наблюдать за тобой. Так я и делала, пока не убедилась в том, что ты счастлива и тебе ничто не грозит. Теперь я сожалею, что не охраняла тебя более старательно, — за время моего недолгого отсутствия твоя жизнь пришла к краху.
— Джоли, мой друг из снов, — отвечала душа. — Да, теперь я вспомнила. Как я рада тебя видеть! Ты поможешь найти мое дитя? Я не могу с ним расстаться!
— Я помогу тебе, — согласилась Джоли. — Только прежде нам надо побеседовать. Ты должна привыкнуть к жизни призрака, узнать наши обычаи, чтобы действовать разумно и уверенно. Разреши проводить тебя в другое место.
Орлин посмотрела на свое тело, за которое все еще цеплялась. Одна рука покоилась на клавишах рояля и показалась ей худой и жалкой.
— Ты уверена, что я могу отпустить свое тело? Я не вознесусь в Рай?
— Я буду держать тебя и не дам подняться в Рай, — заверила ее Джоли. — Верь мне; я по-настоящему тебя люблю.
Осторожно взяв протянутую руку Джоли, Орлин отпустила тело. И осталась на месте. Однако она не почувствовала себя увереннее.
— Ой, лучше бы я не убивала себя! Но если бы я осталась…
— Пойдем, я знаю один дом, где ты сможешь отдохнуть, — спокойно проговорила Джоли, увлекая ее в сторону стены.
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вошел. Нортон, спутник Орлин и отец ее сына. Он посмотрел на распростертое тело.
— Орлин! — с ужасом прошептал он, сразу все поняв. — О, любовь моя!
— О, моя любовь! — эхом подхватила Орлин. — О, как я могла так поступить с тобой! — Она с распростертыми объятиями поплыла к нему навстречу.
— Ты для него не существуешь, — объяснила Джоли, разделявшая боль Орлин. — Лишь немногие смертные в состоянии увидеть призрак, и мало кто из призраков умеет входить в контакт со смертными. Я научу тебя — чуть позже. Оставь его, Орлин; этот аспект твоего существования закончен навсегда.
— Знаю, — печально отвечала душа. — Просто не могу смириться с потерей. Хотела бы я любить его так, как он любил меня; тогда я не решилась бы расстаться с жизнью! Но мое дитя…
— Покинь его; ты больше ничего не можешь сделать. Пойдем со мной.
Со слезами, неохотно, Орлин подчинилась. Нортон остался возле тела, а Джоли вывела Орлин за собой сквозь стену и дальше…
Пока они перемещались, Джоли вспомнила свою смерть. Она умерла молодой в тринадцатом столетии, в Южной Франции, став жертвой крестоносца, который собрался ее изнасиловать. Муж-колдун пытался спасти Джоли, но рана причиняла ей такое невыносимое страдание, что она взмолилась о смерти. Муж дал ей умереть, а потом убежал от крестоносцев, однако его жизнь навсегда изменилась. Теперь Джоли считала, что должна была бороться, чтобы не оставлять мужа в таком отчаянии, но в тот момент победила нестерпимая физическая боль. Она пала жертвой эгоизма, думая лишь о себе — и в результате обрекла мужа на долгую мучительную жизнь.
