Вскоре мой путь преградила высокая каменная стена, чернеющая на фоне лунного неба зубчатым парапетом. Островерхими призраками нависали грозные башни. Снизу казалось, они цепляют посеребренные облака, что бесшумно крались в неведомую даль. Многовековая кладка таила запахи тысяч трудолюбивых рук. А также привкус крови тех, кто не желал работать. Я стоял и смотрел на могучую старую стену, на высокие дубовые ворота, обитые стальными полосами. Они-то и манили меня. Что таится там, за высокой городской стеной? Оттуда тянуло множеством всевозможных запахов. Они сливались в единый сложный букет, вызывая смешанное чувство неприязни и интереса. Я поморщился, но интерес все же пересилил.
Подул ветерок — деревья отозвались дружным шелестом. Я снова повел носом, будто охотничий пес, выискивающий добычу. Я чувствовал незримых стражей, которые посапывали в глубине неприступной толщи, и видели сладкие сны. До меня даже долетали отголоски тех снов, в виде обрывочных образов и видений. Но ничего, кроме золота, обнаженных дев, застолий и битв там не увидел. Потому я волей отринул их, и поспешил дальше. Вернее не спешил — я никогда не спешу. Медленно, будто во сне, приближалась каменная стена и высокие запертые ворота. Тьма окутывала их своей невесомой пеленой, словно тело прекрасной девицы. И, возжелав ее, я жаждал сдернуть эту пелену, в надежде обнажить истинную суть и насладиться ею в полной мере.
Я шел бесшумно. Звук шагов мог расслышать далеко не каждый. Поэтому мне пришлось выйти из тени, под яркий лунный свет. Он посеребрил мои пепельные волосы, резкими тенями подчеркнул изношенный до дыр плащ. Я шел и ждал, но не мог дождаться. Башни дремали. Я разочарованно вздохнул и принялся озираться по сторонам. Поискав глазами, увидал рядом сухую ветку и решительно наступил на нее. Обычный звук в сонной тишине выдался резким и громким.
И вдруг ночь ожила. Наконец-то!
— А ну стой! — повелительно донеслось сверху.
Я остановился и закрыл глаза — так я лучше вижу.
— Кто таков? — угрожающе звенел голос, и чувствовалось в нем непоколебимое упорство, выдержка и сила. Люблю слушать таких, ведь я питаюсь их силой. Я выдержал паузу и негромко произнес:
— Это неважно.
— Неважно?! — насмешливо прозвучало в ответ. — Если для тебя это неважно, то для нас это важно в первую очередь. Мы не пускаем кого попало! Да и вообще в ночное время никого не велено впускать. Понял меня, острослов?
Ветер всколыхнул мои пепельные волосы, мой старый рваный плащ. Ветер гулял над башнями, посвистывал в незримых щелях и бойницах, скрипел какими-то ветхими досками. Я чувствовал его желания, его интерес к ночной жизни. Да, в этом мы с ним схожи. Поэтому мне дано смотреть на мир глазами ветра…
Ветер порывисто заглянул в чернеющие недра. Заставил робеть и дрожать скупой факельный огонек. Охладил голубоватые лезвия алебард, кованые нагрудники, шлема, кольчужные рубахи. Вылизал висящие на стене ряды щитов. Пригляделся к рисунку, но в скупом свете не смог разобрать очертаний. Пригляделся внимательнее. Похоже на орла, растопырившего когти. Ветер довольно загудел и радостно свистнул. И вдохновенно налетел на потемневший от долгих лет дубовый стол. Залез в чашу с ячменной кашей, принюхался к застывшим кусочкам сала, брезгливо поморщился. Обогнул зачерствевшую краюху хлеба, оловянный жбан, разбросанные кости. И принялся ворошить раскрытую книгу, перелистывать толстые страницы бесконечных записей, шуршать гусиными перьями. Игриво сбросил на пол и начал катать желтые скрученные свитки с темно-бордовой королевской печатью на шнурке. Но, под конец, не выдержав тяжелого душного плена, раздосадовано взвыл и вырвался прочь из низкой каменной кельи. Мимоходом подхватил мой спокойный рассудительный голос, снова понес его к узкой бойнице, и швырнул внутрь.
— Не велено впускать? А кто не велел?
— Всеобщий приказ короля, — отозвалась бойница. Багровый свет снова дернулся. Заплясали осторожные тени — кто-то проснулся и недовольно проворчал. Я снова бросил слова вверх, ветер подхватил их и понес к башне.
— Выходит, твоя жизнь — слепое подчинение желаниям короля?
Несколько мгновений длилось молчание. И столь громким оно стало, что походило на крик. Он бил по ушам не хуже раскатистого бронзового колокола. Чернеющая полоса бойницы показалась мне искривленным мукой ртом. Он кривился и скалился, норовя плюнуть в меня всей своей ненавистью, что скопилась в мерцающей глубине. Но в ночи снова раздался голос стража. Теперь, правда, с яркими нотками недоверия и презрения.
— Эй ты, философ, шел бы побыстрее отсель, пока тебя болтами арбалетными не нашпиговали, как свинью укропом.
Видимо, то считалось верхом остроумия. По крайней мере, его слова вызвали издевательский хохот дюжины невидимых стражей, разбуженных нашей перекличкой. Кто-то и вовсе зашелся от смеха, стуча кулаком по столу. До слуха донесся едва уловимый стук покатившихся костей. Свет задергался. Рот бойницы тоже задрожал в надменном хохоте. Обнажился оскал выщербленных дождями и временем камней. Я тоже улыбнулся. Но отнюдь недружелюбно. Хотя и не злорадно. Ветер на миг утих, сполохи замерли. В кратковременном затишье мои слова прозвучали холодно и равнодушно. А от того и зловеще.
— Да, понимаю, не ваша в том воля — меня не впускать, а вы лишь орудие в руках этой воли. Хорошо! Будь, по-вашему! Я уйду! Но скажите мне только, чего желаете вы, а не тот, кто желанием своим возвел вас на эти стены?
Смех разом притих. Сверху донеслось железное бряцанье, скрежет и стук. Вспыхнул еще один факел. Привратники поднимались и с интересом выглядывали из ртов двух узких бойниц, нависших по обе стороны ворот. В скупом лунном свете холодно поблескивали шлема. В отсветах факела тусклыми огоньками мерцали глаза, исполненные подозрения, изумления и сомнения. Один страж повыше поднял факел, норовя разглядеть фигуру нежданного гостя. Но темный плащ, словно частица ночи, надежно держал меня в своих объятьях. И не давал в обиду тревожному свету.
Хоть и невозможно меня обидеть.
Все спешили посмотреть на загадочного скитальца, возникшего из лесной тьмы. Здешние края опасны и глухи. Провинциальный городок расположился на самых задворках королевства, на стыке обжитых мест и непролазной дремучей чащи. Нечасто встретишь здесь человека, идущего из дикой глуши глубокой ночью. Да еще такого бодрого, любознательного, независимого и… безоружного. Тут невольно заподозришь подвох. Вместо того, чтобы проситься под защиту каменных стен, он начинает расспрашивать о каких-то непонятных вещах. Ну не странно ли? Для них же все странное по долгу службы становилось подозрительным. То есть требующим проверки. Мало ли кем я могу оказаться? Неизвестно, кто скрывается за моей спиной? Может передовой вражеский отряд разведчиков, готовых всеми правдами и неправдами попасть за стену, открыть ворота и впустить в городок полчище захватчиков? Все может быть. Потому как бывало порой. Нет, за их короткие жизни, разумеется, таких происшествий не случалось. Своим опытом ни один из них похвастать не мог. Но пусть они и не слишком умны, кое-какие уроки из далекой истории все же помнили.
