Никогда еще Великий Чимвазл не лицезрел такой приятной картины.
— Стой! — скомандовал он, щелкнув кнутом над самым ухом Полимамфо, чтобы привлечь его внимание. — Остановись! Довольно! Здесь мы и укроемся!
Полимамфо споткнулся, замедлил ход и остановился. Он с сомнением оглядел трактир, затем втянул носом воздух.
— Я бы двигался дальше. Будь я на вашем месте.
— Уверен, тебе бы этого и хотелось.
Чимвазл спрыгнул с телеги, его мягкие сапоги с хлюпаньем погрузились в грязь.
— А когда твк-ане схватили бы нас, ты бы сидел и посмеивался, пока они кололи бы меня своими копьями. Что ж, зато здесь они нас никогда не найдут.
— Кроме вот этого, — произнес пунер.
И в самом деле, твк-анин был тут как тут, летая вокруг головы Чимвазла с неслыханной наглостью. Под слабое жужжание крыльев своей стрекозы он взял копье наперевес. Кожа его была бледно-зеленой, а шлем представлял собой скорлупу от желудя. Чимвазл в ужасе поднял руки.
— Что же вам от меня нужно? Я ничего не сделал!
— Ты съел доблестного Флорендаля, — ответил твк-анин. — Ты проглотил леди Мелесенс и сожрал троих ее братьев.
— Ничего подобного! Я отрицаю все обвинения! Это был кто-то другой, похожий на меня. У вас есть доказательства? Покажи мне их! Что, нечего показать? Тогда убирайся!
Вместо этого твк-анин набросился на него и нанес ему удар в нос своим копьем, но как бы быстр он ни был, Чимвазл был еще быстрее. Его длинный липкий язык вылетел наружу, выдернул крошечного всадника из седла и возвратился обратно, сопровождаемый воплями миниатюрного наездника. Доспехи твк-анина оказались хрупкими и приятно похрустывали на острых зеленых зубах Чимвазла. Вкусом же всадничек напоминал мяту, мох и грибы — довольно пикантное сочетание.
Затем Чимвазл поковырял в зубах крошечным копьем.
— Только один, — с уверенностью заявил он. Никто больше не соизволил появиться. — Миска шипящих угрей ждет меня. Можешь остаться здесь, пунер. И приглядывай за телегой.
* * *
Лирианн подпрыгивала и вертелась на ходу. Гибкая и длинноногая, веселая и подвижная, одетая во всё серое и темно-розовое, она шла развязной походкой. Ее блузка была соткана из шелковой пряжи, мягкой и гладкой, а три верхних пуговицы были расстегнуты. Широкополая шляпа из бархата, украшенная лихим пером, была щегольски сдвинута набекрень. На бедре висела Щекотунья в ножнах из мягкой серой кожи, сочетавшейся с ее высокими, выше колен, сапогами. На голове — копна золотисто-каштановых локонов, а молочно-белые щеки усыпаны веснушками. У нее были живые серо-зеленые глаза, рот, созданный для озорных улыбок, и маленький вздернутый носик, который подрагивал всякий раз, когда она принюхивалась.
Вечер благоухал соснами и морской солью, но за этими запахами Лирианн могла уловить слабые намеки на эрба, умирающего гру и вонь гаулов неподалеку. Ей было интересно, осмелится ли кто-нибудь выйти и поиграть с ней после захода солнца. Такая возможность вызывала у нее улыбку. Она коснулась рукояти Щекотуньи и закружилась под деревьями, выбивая небольшие облачка пыли каблуками своих сапог.
— Почему ты танцуешь, девочка? — спросил тихий голос. — Час уже поздний, а тени длинны. Не время для танцев.
Твк-анин парил прямо у головы Лирианн, за ним еще один. Появился третий, затем и четвертый. Наконечники их копий сверкали красным в свете заходящего солнца, а стрекозы под ними испускали слабое бледно-зеленое свечение. Лирианн разглядела и других твк-ан среди деревьев: крошечные, словно звезды, пятна света метались между ветвями.
— Солнце умирает, — ответила она. — В темноте не будет никаких танцев. Поиграйте со мной, друзья. Плетите яркие узоры в вечернем воздухе, пока вы еще можете.
— У нас нет времени на игры, — произнёс один из твк-ан.
— Мы охотимся, — добавил другой. — Мы потанцуем позже.
— Позже, — согласился первый. И острый как осколки стекла смех твк-ан наполнил лес.
— Здесь рядом твк-город? — спросила Лирианн.
— Не рядом, — отозвался один из твк-ан.
— Мы проделали долгий путь, — продолжил другой. — У тебя есть для нас пряности, танцовщица?
— Соль? — спросил второй.
— Перец? — присоединился третий.
— Шафран? — с надеждой выдохнул четвертый.
— Дай нам пряности, и мы покажем тебе тайные тропы.
— Вокруг озера.
— Вокруг трактира.
— Ого. — Лирианн широко улыбнулась. — Что это за трактир? Кажется, я чую его запах. Магическое место, верно?
— Темное место, — откликнулся твк-анин.
— Солнце угасает. Весь мир погружается в темноту.
Лирианн вспомнила другой трактир, из иного времени, скромное, но дружелюбное заведение с чистым камышом на полу и спящей у камина собакой. Уже тогда мир умирал, а ночи были темны и наполнены страхом, но за теми стенами все еще можно было найти дружбу, веселье и даже любовь. Она вспомнила жаркое на вертеле над потрескивающим огнем и шипение капающего с него жира. Припомнила хмельной эль, темный и крепкий. И вспомнила девочку, хозяйскую дочку с сияющими глазами и глупой улыбкой, влюбленную в бродячего воина. Она уже мертва, бедняжка. Но что с того? Весь мир был почти мертв.
— Я хочу посмотреть на этот трактир, — произнесла она. — Далеко до нее?
— Лига, — ответил твк-анин.
— Меньше, — заверил второй.
— Где наша соль? — спросили они вместе. Лирианн каждому дала по щепотке соли из поясного мешочка.
— Покажите мне дорогу, — сказала она, — и перец тоже ваш.
* * *
В Доме у озера не было проблем с посетителями. В одном углу сидел мужчина с длинной бородой, ковырявший ложкой какое-то мерзкое фиолетового цвета блюдо. В другом развалилась на стуле темноволосая шлюха, нянчившая бокал вина, словно новорожденного ребенка. У деревянных бочонков, стоявших вдоль одной из стен, похожий на хорька человек с растрепанными усами высасывал улиток из раковин. Хотя его глаза показались Чимвазлу мрачными и коварными, но пуговицы на его камзоле были серебряными, а шляпу украшал веер из павлиньих перьев, что указывало на отсутствие недостатка в средствах. Рядом с камином у стола сгрудились мужчина с женой и двумя крупными, неповоротливыми сыновьями, которые делили между собой огромный мясной пирог. Взглянув на них, можно было подумать, что они пришли из страны, где единственным цветом был коричневый. У отца была густая борода, у его сыновей — пышные усы, закрывавшие рот. У их матери усы были тоньше и оставляли губы открытыми.
От этих крестьян разило капустой, поэтому Чимвазл поспешил в дальнюю часть зала и присоединился к богатею с серебряными пуговицами на камзоле.
