Выглянув из-за скалы, Фарос разглядел фигуру начальника внизу, на безопасном расстоянии. Сжимая в мясистой руке кнут, он распекал кого-то из подчинённых, и на какой-то страшный миг их взгляды встретились. Фарос, дрожа, отпрянул, но никто не заметил его в укрытии. Хозяин рудного карьера и так часто преследовал минотавра в кошмарах. Клочковатый коричневый мех Фароса пересекали многочисленные рубцы и шрамы; они были везде — на руках, ногах, спине и боках, фактически на каждой части его тела. И многие были оставлены именно девятихвостым кнутом Сахда. Плоское лицо людоеда искажалось гримасой удовольствия, когда он имел повод наказать Фароса или любого другого раба— Сахд очень любил свою работу, в сравнение с ним не шли даже стражи Вайрокса.
Вайрокс. Фарос посмотрел вверх, на густые чёрные тучи, заполонившие небо, — эта северная область Керна была покрыта вулканами. Лагерь Сахда — единственное географическое название, известное Фаросу, — лежал в долине между двумя чёрными пиками, созданной когда-то мощнейшим землетрясением. Эта пустынная местность заставляла минотавра едва ли не затосковать по Вайроксу, в котором он раньше работал вместе с другими рабами, прежде чем очутиться здесь. Там были те, кто остался верен прежнему императору и его собственному дяде Чоту. Теперь они должны были удовлетворять растущие запросы узурпатора Хотака. И всё же, несмотря на ужасные условия, Вайрокс находился на территории империи минотавров, где каждый заключённый мог мечтать обрести свободу и вернуться к родным и близким.
Здесь же… целый океан отделяет их от милых берегов… в государстве людоедов надежды нет…
Фарос смотрел, как надсмотрщик упал на колени перед Сахдом, что-то жалко хрюкая в своё оправдание. Сахд громко взревел и показал кнутом на запад, двинувшись в том направлении вместе с охраной. Взволнованный Фарос тоже покинул свой наблюдательный пост. Алмазной твёрдости камни больно жалили ноги — сандалии, которые он носил ещё в Вайроксе, давно стёрлись, а людоедам не было дела до нужд рабов. Ожидалось, что минотавр должен умереть раньше, чем износится его одежда, а потом привезут новых рабов на смену.
Мысли о возможной поимке подстёгивали Фароса, он знал, что обратно в лагерь его не потащат — будут долго пытать, а потом мучительно казнят на месте. Лучше умереть, чем снова встать под кнут людоеда.
Всё это время минотавр существовал на том, что мог добыть в этой скудной области. Он ловил и ел украшенных спинным гребнем крошечных кузенов мередрейков, но они были сухи и оставляли во рту привкус золы. Колючие зелёные растения, что росли в тени около влажных скал, были лучше, но их было мало. На родине минотавр знал бы, как выжить, а здесь он чувствовал себя необразованным чужаком, но всё же сумел припрятать в пещере небольшой запас еды. Ансалон оказался очень негостеприимным для него. Главным образом Фарос скрывался между камней, стараясь, чтобы его не заметили, не имея никаких надежд, кроме как продержаться до заката и дикой жажды мести. Ему казалось, что главное — это убежать, и вот теперь минотавр был в растерянности.
Достигнув подножия холма, Фарос обогнул его к западу, постоянно напряжённо вслушиваясь в окружающие звуки, чёрные глаза насторожённо смотрели из-под низких выпуклых надбровий. Как только минотавр ощущал себя в безопасности, он опрометью кидался к следующему укрытию.
Рога затрубили на востоке, и Фарос мрачно хмыкнул — охотники вновь пошли по ложному следу. Едва он наметил себе следующее убежище, как лёгкое движение камней наверху привлекло его внимание. Минотавр быстро кинулся в ближайшую расщелину, затаив дыхание, выглянул и увидел двух людоедов, идущих с севера, — они явно отделились от основной партии. Один из людоедов с трудом сдерживал на поводе бьющегося мередрейка, который громко шипел и плевался. С высоты холма охотники обозревали местность, хотя Фароса они пока не замечали. Он проследил за их взглядами, но вокруг расстилались лишь пустынные сухие холмы.
Внезапно из-за огромной скалы показалась отчаянно бегущая фигура другого минотавра, за ним волочилась недавно разорванная цепь, поднимая небольшое облако пыли, с ручных кандалов свисали куски покороче. Все лицо раба было в багровых шрамах. Мгновение спустя показался и второй беглец, тяжело прихрамывающий на левую ногу и со сломанным рогом.
С такого расстояния Фарос не смог опознать их, а выше него людоеды торопливо заорали что-то на своём лающем языке. Один из них вытащил гнутый рог и что было сил затрубил в него. Долгое эхо заметалось меж скал.
Фарос тихо выругался. Значит, такая активность охотников была вызвана именно этой парочкой, выбравшей для бегства тот же маршрут, что и он. Зачем им нужно на запад, ведь родина и побережье находится на востоке! Может, хотели сделать круг по горам и выйти к Кровавому морю? Они прекрасно знали, что из этой области никто не возвращался живым, а теперь точно угодили в ловушку.
Мало того, Фарос тоже очутился на краю гибели. Он замер, не смея пошевелиться. Пусть они бегут дальше, а людоеды их преследуют. Всё, что ему следует сделать, это подождать окончания игры. Надо пересидеть какой-то срок в пещере, и всё будет в порядке.
Пока такие мысли проносились в голове Фароса, первый минотавр внезапно остановился и, повернувшись, прокричал что-то своему спутнику. Тот сразу начал оглядываться, а затем замер и посмотрел на приятеля. Потом он сделал странную вещь: развернулся и заковылял обратно по направлению к лагерю рабов. Первый невозмутимо пожал плечами и двинулся следом. Казалось, им нет никакого дела до преследователей, скорее всего они шли наобум.
Фарос не понимал, что произошло, но ему и не было до этого дела. Он хотел только одного — чтобы все они подальше убрались от его убежища. Взглянув вверх, минотавр увидел, что оба людоеда исчезли. Тогда он осторожно двинулся по извилистой тропинке и подобрался ко входу в свою пещеру, скрытую кустарником и тенями, на которую недавно наткнулся случайно. Лаз был изогнутым и узким, так что Фарос ободрал спину и грудь на острых камнях, пока залезал внутрь. Даже если бы её и обнаружили, ни один людоед не смог бы протиснуться сюда. Дальше можно было чуть разогнуться, а в глубине, в маленькой овальной пещере можно было даже прилечь. Здесь пахло плесенью и лежали старые кости, очевидно, раньше тут жило какое-то существо. Однако это было настоящей роскошью для недавнего раба: при карьере они спали в загоне, сбившись в большую кучу, а все постройки в лагере служили укрытием для Сахда и надсмотрщиков.
Когда глаза Фароса привыкли к темноте, он увидел, что его одиночество нарушено: в углу извивался раненый минотавр — его правая рука и ноги двигались с трудом и плохо слушались хозяина. Было видно, что ему недавно пришлось попробовать тяжёлых дубин. Надзиратели Сахда знали, как наказывать раба, чтоб тот протянул подольше, но на этот раз кто-то отвёл душу, может, даже сам начальник карьера. На минотавре не было живого места: лицо залито кровью, нос переломан во многих местах, зубов почти не осталось, один глаз закрылся под тяжестью огромной опухоли. На его плече горело унизительное тавро, такое же, как и у Фароса, которым людоеды метили рабов, — два сломанных рога в треугольнике.
