– Если бы я знал точно… – покачал головой Акинобу, наблюдая, как матросы под ритмический крик: – 'Хо!!!' ставят тяжелый парус.
Судя по всему, больше половины команды составляют новички: тали скрипели неритмично, мокрый парус то набирал ветра, то безвольно повисал. Боцман ловко раздавал зуботычины, покрикивая: 'У вас что, головы из дерьма?! Работайте быстрее, быстрее!'
– Тот, кто управляет им?
– Нет, – отвернулся от ветра Акинобу. – Хотя регент Ходзё Дога носит христианский крест в качестве амулета от болезней, он подчиняется более мощным силам.
– Кому же, учитель? – удивился Натабура.
О политике они разговаривали меньше всего. Политика была мало привлекательным, к тому же опасным занятием. Их интересовали другие вопросы, поэтому Натабура оказался несведущ в ней.
– Пока Ая не ослабит хватку, у нас ничего не изменится. Но, к сожалению, нашего века не хватит.
– Тучи приходят. Тучи уходят. Небо остается.
Древняя психология поколений крестьян помогала выжить в этом мире. Учитель Акинобу посмотрел на Натабуру и улыбнулся сквозь усы, но промолчал, давая понять, что не все так однозначно.
– Сэйса, можно не переводить?… – Натабура с трепетом ожидал ответа, потому что ему нравились тексты, а перевести их очень и очень хотелось. Он уже давно ради интереса занимался сёсэцу, хотя Совет Сога не имел единого мнения о том, что такое вагаку? Панацея ли она от всех бед? А знакомство с лучшими образцами мысли другим стран могло быть признано вредным, разрушающим единство нации и лишающим Нихон покровительства Богов.
– Совет Сога наверняка попросит тебя. Ты лучше меня знаешь язык. Но будь осторожен.
– Я понял, учитель…
– Сделай так, чтобы их Бог не выглядел таким миролюбивым. Не надо никого дразнить. Добавь о чести и достоинстве. Не упоминай десять заповедей. Их не поймут, как не поняли мы с тобой.
– Да, учитель…
– У нас возникнут проблемы. Также не упоминай об учении Аристотеля, Пифагора и других древних. Их учения о Едином несопоставимы с нашим Единым. Надо научиться разделять это. И если привносить что-то с Запада, то без изменения наших традиций, ибо это опасно для нации и власти императора Мангобэй. Помни об этом.
– Да, учитель…
Долгими ночами у костра они обсуждали эту тему и пришли к выводу, что варвары слабы, а христианство никуда не годится. Предав своего господина Христа, они не умерли все от горя и не сделали сэппуку, а продолжали жить как ни в чем не бывало, при это сочинив целые книги, чтобы оправдать собственное бессилие.
– Нас объявят пособниками и лжецами. Представь их религию более понятной и близкой к нашей, но так, чтобы наши мудрецы могли посмеяться над христианством. Никакого возвышения.
– Но ведь интересно… – Он еще не понял, как соотнести учение о дзенсю и десять заповедей, и есть ли что соотносить вообще, но главный вывод сделал: – Христианство слишком логично, поэтому не несет в себе никакой внутренней работы. Совсем не то, что 'двенадцать рисинок истины'.
– Да, – согласился учитель Акинобу. – Но опасно. Возможно, мы ее не видим или не понимаем. Но она, несомненно, существует, иначе бы они не писали такие книги.
– Обман может раскрыться. Вдруг эта религия хитрее, чем мы предполагаем, и дело повернут так, словно мы искажаем, как его… христианство. Они не знают истинного сердца Будды. В этом их непоследовательность.
– Ты рассуждаешь, как зрелый человек. Я рад, что годы учения не прошли даром. Скажешь, что плохо знаешь язык, и вообще, не очень выпячивайся. У тебя молодая жена. Что-то мне подсказывает, что нас не случайно послали. Хорошо, если за этим не таится заговор.
– Слушаюсь, сэйса… – Натабура вопросительно посмотрел на учителя Акинобу.
– Наверное, мечтали, что мы сломаем шею, – пояснил Акинобу беспристрастным тоном и подумал, что, похоже, знает имя врага.
– Что же от нас хотели, сэйса? – взволнованно спросил Натабура и вспомнил, что по пути в Лхасу, в долине реки Дзачу на них напал вонючий яма-yба. Неужели и его подослали? Он пришел за едой и за Юкой. В схватке с ним пострадали все, даже Язаки, который, однако, оказался хитрее и проворнее и, несмотря на то что яма-уба напустил на всех смертельный сон и подсыпал в еду отравы, умудрился ранить его. Три дня они лежали в бреду, залечивая раны и прислушиваясь, как яма-yба бродит невдалеке, стеная и охая, призывая в помощь духов гор, но не смея приблизиться, потому что Натабура и учитель Акинобу как могли посылали в его сторону стрелы, а он отвечал градом камней. И потом они его еще долго слышали, пока не вышли из долины, не поднялись на перевал и не попали в горы. Здесь их ждали другие духи, но они были бестелесны, как утренний туман: како – дух жажды, гуциэ – дух усталости – маленький, кривоногий и лохматый, пакко – дух голода, подгоняющий острыми шипами, и еще с десяток-другой духов, таящихся за каждым кустом или кочкой. Все они прятались, потому что после разделения Миров боялись гнева Сайфуку-дзин – двенадцати Богов-самураев, которым Богиня Аматэрасу поручила следить за ними, водворять на место жительства, а при неповиновении – распылять в лучах солнца.
– Я тоже ломаю голову. Надо быть внимательными, не нравится мне кантё. Если мы попали к вако, они своего не упустят. А еще мне не нравится, что наш повар шпионит.
– Пусть шпионит, сэйса, мы его обманем, – сказал Натабура, улыбаясь.
На самом деле, Бугэй ему нравился, хотя и выглядел хитрованом. Он чем-то неуловимо напоминал Язаки, только был понаглее.
– Поручи Язаки, – предложил вдруг Акинобу. – У него хорошо получается. В этом деле нам не поможет даже магатама – знак духовной власти, а Язаки справится.
Однако не добавил, что Язаки настолько наивен, что в своей наивности кого угодно мог обвести вокруг пальца.
– Да, учитель, я понимаю.
О чем они разговаривали, Юка и Язаки узнали через кокой. Груз беречь, быть настороже и держать рот на замке. Последнее в основном относилось с Язаки, потому что он любил заводить новые знакомства и в дружеском порыве мог проболтаться. А за куриную ножку – даже продать мать родную. Правда, ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестер он не имел. Язаки остался круглым сиротой. Всему виной был Натабура, но эта давняя история постепенно забывалась.
Кантё Гампэй, делая вид, что всматривается в горизонт, незаметно наблюдал: пассажиры поели, вяло зевая, побродили по палубе и снова завалились спать, велев не будить их до самого Такао.
Прозрачное осеннее небо покрылось перистыми облаками, предвещавшими ветренную погоду. Джонка 'Кибунэ-мару' бежала легко и быстро, вспарывая морские воды. И даже обычные для этого времени года шквалы не тревожили ее мачт. Кантё Гампэй решил, что пассажиры, даже странный пес с крыльями, приносят удачу. Да и деньги хорошие – десять рё. Десять рё – за десять дней. Когда еще найдешь такой заработок? Благодарю тебя, Сусаноо-но-Микото, произнес он, решив, что Бог Ураганов и Подземных Царств благоприятствует ему. Благодарю за случайные деньги и хорошую погоду.
