— Кто бы тебя туда ни принёс, забрала тебя оттуда я, — поджала губы бабушка. — И я за тебя отвечаю. Я не хочу, чтобы люди говорили, будто я совсем не слежу за ребёнком.
До трёх лет Илана жила в приюте при монастыре Святой Бригитты. Из этого отрезка своей жизни она почти ничего не помнила. Только белые двери с вырезанными на них крестами, большие светлые окна и множество писклявых круглощёких созданий, которые вечно её толкали. Своё странное имя Илана получила из-за ошибки, допущенной сестрой Антонией при составлении метрики. В тот день, когда сторож нашёл у дверей приюта уродливого большеголового младенца с голубоватой кожей, новоприбывшим сиротам давали имена на букву «и». Окажись Илана в приюте днём позже, её бы звали Катарина или, к примеру, Кристина. А может, Клара. Вообще-то ей уже и так собирались дать имя на «к» — девочек, которых звали на «и», в монастырском приюте было более чем достаточно, и такое количество тёзок создавало проблемы. В каждой возрастной группе уже насчитывалось по несколько Ид, Ирен и Изольд. И тут одна из монахинь вспомнила модное ещё до ЭВП1 имя Илона. Сестра Антония, составлявшая метрику подкидыша после ночного дежурства, вместо «о» написала «а». Заметили это только тогда, когда документ был полностью оформлен и на нём стояли все печати.
— Пусть будет Илана, — махнула рукой настоятельница. — Нормальное имя такому ребёнку и не подходит.
Странному ребёнку с неправильным именем очень повезло, что одна старая чудачка забрала его из приюта. Илану бы там просто затравили. Её, конечно, и сейчас дразнили, особенно в школе, и всё же у неё был дом, где она чувствовала себя защищённой.
С усыновлением в Германаре было просто. Сирот отдавали даже одиноким старикам. Никого не волновало, что многие приёмыши росли в бедности. Им редко удавалось получить высшее образование. Большинство детей из необеспеченных семей в четырнадцать лет поступали в профессиональные училища и потом всю жизнь прозябали на какой-нибудь непрестижной малооплачиваемой работе, которую никто не хотел, но кто-то должен был выполнять.
Полли Стивенс считала, что Илана достойна большего, и гордилась, что может оплачивать учёбу своей приёмной внучки в одной из лучших школ.
— Спасибо мужу-покойнику, — сказала как-то бабушка. — Большой любви у нас с ним не было, детей завести не получилось, но без средств он меня не оставил. Если я умру до твоего совершеннолетия… Да, детка, всякое может случиться. Так вот, если я умру раньше, чем ты оперишься, твоим опекуном станет Джон О'Кири. Это мой двоюродный племянник. Ты его не знаешь, он в Вавеле живёт… Он согласился и даже подписал все бумаги. В приют ты больше не попадёшь, не бойся. Моих сбережений хватит на то, чтобы ты не голодала и смогла спокойно закончить школу. А поступишь в университет — сможешь жить на стипендию. Шиковать тут, конечно, не получится, но ничего… Шесть лет протянешь. Ты обязательно должна получить высшее образование. Тогда и работу найдёшь приличную. И никогда не будешь нуждаться. Это же очень важно — получить хорошую работу.
— Госпожа Бейли говорит, что для девушки куда важнее заполучить хорошего мужа, — заметила Илана. — Но мне-то, конечно, придётся искать работу. Кто возьмёт замуж такую уродину?
— Не говори глупостей! — рассердилась бабушка. — Никакая ты не уродина. Ты просто не похожа на других. Подожди, детка, ты ещё выправишься. Слава богу, волосы у тебя уже растут. И сама ты растёшь всё быстрей и быстрей.
Волосы у Иланы начали расти только в пять лет. До этого её лысая голова, казавшаяся неестественно большой по сравнению с худеньким, тщедушным телом, делала её мишенью для насмешек в любом детском коллективе. Взрослые смотрели на неё кто с жалостью, а кто с недоумением, в котором Илана порой улавливала скрытую неприязнь. Ей было семь с половиной, когда, задержавшись однажды в школьной раздевалке, она случайно подслушала разговор двух родительниц. Это были госпожа Феллоу и госпожа Риттер — мамы девочек, которые учились в одном классе с Иланой.
— Повезло же нашим детям, — сокрушалась госпожа Риттер. — Учиться вместе с этим маленьким чудовищем. Эту Илану Стивенс следовало отдать в специальную школу.
— Но в какую? — спросила госпожа Феллоу. — Есть только спецшколы для умственно отсталых. Насколько я знаю, эта странная девочка прекрасно учится. Говорят, у неё память, как у компьютера…
— То-то и оно! Нечеловеческая память… Может, она вообще отродье сатаны…
— Господь с вами, госпожа Риттер! Нельзя так говорить…
— А то, что у неё кровь не такая, как у всех, вы знаете? Она же у неё голубого цвета. Ну это-то давно уже не секрет, но доктор Симпсон ещё кое-что сказала… Вы знаете Джулию Симпсон? Она каждые полгода проводит медосмотр в младших классах. Она знакомая одной моей подруги… В общем, она сказала, что, хотя кровь Иланы Стивенс и отличается от человеческой, этой девчонке можно переливать кровь любой группы. И возможно, даже кровь животных… Кстати, вы заметили, что она никогда не болеет? В чём душа держится, а хоть бы раз чихнула! Она-то донором для людей быть не может, а если ей чью-нибудь кровь перелить, то донорская кровь, попав в её организм, сразу как бы приобретает свойства её собственной крови. Красные кровяные тельца изменяются и… Знаете, мне это трудно объяснить — я же не врач, но, по-моему, и так всё ясно. Нелюдь она и всё тут. Дьявольское отродье!
— Ну зачем же непременно дьявольское? У ютов кровь тоже голубая. Думаю, её мать связалась с кем-то из этих… существ. Говорят, у людей и ютов могут быть дети. Иногда они совсем как люди — и не отличишь. А эта девчонка родилась больше похожей на ютку. Мать испугалась позора — вот и подкинула её в приют.
— Может, так оно и было, — помолчав, согласилась госпожа Риттер. — Но… ведь она и на ютку не очень похожа. У них глаза светлые, почти бесцветные, а у этой синие, как снеговая туча. Иногда они у неё так темнеют, что даже не замечаешь, что зрачков нет… У ютов их тоже нет… Или у этих тварей такие зрачки, что их просто не видно? Одно слово — нелюди. И они, и эта девчонка. От неё так и веет какой-то демонской силой. Разве вы не заметили, дорогая, в последнее время всё не так. Всё не так, как прежде. Даже погода испортилась. Именно здесь, в Германаре. И больше всего нашему городу достаётся. Снегопады эти всё чаще и чаще, ледяные ветры… Что с чего? Налетит — как из преисподней…
— Да из какой же преисподней?! Скажете тоже… Холодные ветры с Северного океана дуют. Он же близко к Гаммелю…
— Так он же всегда там был, дорогая, — язвительно заметила госпожа Риттер. — И ближе не стал. Нашему Гаммелю уже двести пятьдесят лет. Тут ведь потому и заложили столицу, что первым колонистам здешний климат понравился. Все четыре сезона… Лето тёплое, зимой снег — совсем как на Земле, на севере Европы. Даже календарь земной подошёл — просто взяли и разделили здешний месяц на три земных…
