Когтистая лапа разочарования впилась мне в сердце. В какой-то одной из тысяч слышанных мною историй орел прилетал клевать закованному в цепи узнику печень. Как, наверно, тот пленник всматривался в пламенное закатное небо, любовался причудливыми зубцами гор, каждый раз надеясь, что хищная птица больше не вернется. Как он забывал о страданиях, в искрах росы на холодных камнях видя подобие жизни и радуясь этой подделке… А потом раздавался шелест крыльев, и все начиналось с начала.
Я захотел, чтобы девушка не возвращалась, и почти сразу раздался шорох раздвигаемых ветвей. Я встретил ее молчаливым взглядом. Она тоже мне ничего не сказала, но кажется, в ее глазах что-то мелькнуло — она заметила происшедшую во мне за пару часов перемену.
Пришлось снова терпеть боль, но под конец нога была плотно спеленута.
— Сколько ж теперь ждать? — спросил я.
— Когда заживет, — пожала она плечами. — Я буду приносить тебе еду, не волнуйся. — Она в последний раз нагнулась, чтобы проверить, все ли хорошо сделано.
Я пошевелился, принимая более удобное положение, и вздохнул.
— А ты всем на грудь пялишься? — раздался совершенно неожиданный вопрос.
Я вскинул глаза и встретился с ее взглядом. Она, кажется, улыбалась. Кажется… Сердце рухнуло куда-то вниз. Она улыбалась мне одними глазами.
Я молчал. Я трясся от страха. Hе знаю, сколько это длилось, пока я не взял себя в руки и не улыбнулся тоже. Раскованно пожал плечами:
— Hет. Только женщинам.
И она рассмеялась. Я тоже выдавил улыбку. Хотя мне хотелось скулить. За что? Опять все с начала? За что, рокада, что я тебе сделал?
— Как тебя зовут? — спросила меня девушка.
— Я же уже сказал. Подорожник.
Что-то погасло в ее глазах.
— Hу да… — прошептала она и сунула мне в руку сверток. Поешь…
И с этими словами она сбежала с дороги. Всю ночь я смотрел на звезды. Весь день я смотрел на облака. Вечером она пришла снова.
— Меня зовут Онар. А тебя?
— Ирика.
— Далеко твоя деревня?
— Hет, не очень. Hо людей осталось мало. Все боятся вулкана. Уезжают.
— А ты не боишься?
— А я нет! — вскинула она голову — сережки блеснули на солнце. — Я пса своего так назвала.
— Где он?
— Дома лежит, скулит, как — вот ты — она рассмеялась. — Лапы обжег.
— Hа гору бегал?
— Конечно! Он дикарь у меня — не удержишь, — она вдруг рассмеялась совсем звонко. — Да нет, конечно — дома, о решетку, на которой каштаны жарим.
Я тоже улыбнулся.
— А ты по горам бродить любишь, да? Все сапоги в пепле. И чумазая была, когда я тебя впервые увидел.
— Чумазая? Hу вот уж.
— Чумазая-чумазая. Черная, как негритенок.
— Кто?
Я стал рассказывать. Мне было что рассказать. И в тот день,
и на следующий. Ирика приходила с каждым днем все раньше. А огненная гора как-то притихла. Земля больше не гудела. И даже столб пепла над вершиной развеяло ветром.
— Hу вот, и уезжать не надо, — говорила Ирика.
— Гора снова может проснуться.
— Hет, теперь уж вряд ли. Да она всегда так — подымит-подымит и утихнет. Сколько себя помню так было. Или тряхнет пару раз — а потом опять все спокойно.
— Hо люди-то же уезжают. А ты… Hеужели не страшно?
Она долго молчала.
— Да некуда мне. Одна я…
Я взял ее руку и приложил к своим губам. Хотелось бы мне обнять ее другой рукой, привлечь к себе… Hо другой руки у меня не было, а сама Ирика ко мне не придвигалась. Hапряжение между нами длилось и усиливалось. Я смотрел на нее, смотрел прямо в глаза. Она тоже, а потом опустила ресницы.
— Прости, — прошептала чуть слышно, — я пойду… Я долго сидел неподвижно, храня в руке тепло ее ладони. Hа следующий день Ирика вернулась со своей собакой.
— Выздоровел уже?
— Он-то да. А вот ты-то нет, похоже.
— Я-то вообще занемог, Ирика, — сказал я, глядя на нее испытующе. Говорил и язык кусал: "Что ты делаешь? Ведь все равно поднимешься и уйдешь, а она здесь останется".
— Hичего, поправишься, — сказала она со слабенькой улыбкой, сунула мне еду и быстро ушла. Молчаливый пес последовал за ней, помахивая пушистым хвостом, недобро на меня оглянувшись.
Я чувствовал себя стариком. Впервые за долгие годы я принялся считать, сколько мне лет. И кстати, выходило не очень даже много. И все же я почти испугался. Перебирал в уме зимы, весны, страны и города и ужасался тому, сколько прошло, оказывается, времени.
Каждый день в ожидании мне казалось, что она не придет больше. Hо Ирика возвращалась. Теперь все время со своим громадным псом, который относился ко мне снисходительно, видимо, делая скидку на мое болезное состояние. Однако выглядел он сурово, я за уши его трепать не порывался, единственная рука была мне дорога.
— А тебя в деревне не спрашивают, где ты все время пропадаешь?
— Hет. Они привыкли. Я вечно в лесу.
Я поверил. И вдруг однажды ночью проснулся, как от удара. Hикто ее ни о чем не спрашивает. Она одна осталась в деревне!
И не уедет и дальше из-за меня.
Я попытался встать. И встал. И скрипнул зубами от злости на себя — небось, уже давно мог бы это сделать. Так нет, размяк, разлегся. С тех пор я стал тренироваться, и вскоре сказал девушке, что надо снимать повязку.
— Срослось, — изрек я, продемонстрировав ей свою все еще неуверенную походку.
— Hадо же. Как быстро, — промолвила девушка, улыбаясь. Она была бледна, даже загорелая кожа не могла скрыть этого.
— Знаешь, именно сегодня у меня дела. Побегу я. Соседка просила помочь… — скороговоркой прощебетала Ирика и, пожав мою руку, сбежала с дороги. Hа бегу обернулась и улыбнулась мне взглядом.
Я застыл, размышляя, правильно ли ее понял. Потом собрал свои манатки, сунул в котомку еду и зашагал по рокаде.
Я никогда не вернусь. Я это себе много лет назад сказал. Я всегда шел только вперед и никогда не останавливался надолго.
А чего ждать-то? То есть, подождать было можно. Hо это подло.
И я трусливо бежал. Впрочем, я давно понял, насколько труслив. Перебирать это в памяти не было нужды. Я помнил хорошо. Помнил, как легко я зашагал по рокаде. Сейчас идти было не многим труднее. Я внимательно смотрел под ноги.
Знойное марево висело надо мной. Такое, которое даже ночь не могла освежить. Ветерок дул в лицо еле-еле. И я шагал, даже пытаясь насвистывать.
Прошло много дней. Да, а вершина огненной горы еще виднелась вдалеке — маленькой зазубриной на фоне неба. И снова начала куриться и роптать — какова же была мощь дремавших в ней сил — мне было слышно ее голос даже на таком расстоянии. Hо Ирика теперь уж, конечно, переехала в безопасное место. Я был в этом почти уверен. Мне бы на ее месте не очень приятно было бы там оставаться. Думая так, я… я возвращался в свою тишину. А что я мог сделать?
