Франсуаз слушала меня, широко распахнув серые глаза.
— Не совсем правомерно называть их духами болезней, — поправил меня хоббит. — Для таких верований необходим высокий уровень абстракции. Первобытным людям проще представить паразита, живущего в теле жертвы, — тем более, что они часто сталкивались с червями, например.
На стене, на фоне восточного ковра ручной работы, висела коллекция холодного оружия — гордость доктора Хеллеца.
— В более позднее время легенда о койганах приобретает иную роль. С ее помощью расправлялись с неугодными. Человека было достаточно обвинить в том, что он стал прибежищем для такой твари.
— И об этом пишет комментатор Ариартиса? — осведомилась Франсуаз.
— Не только, — ответил я. — Но, по его собственному признанию, ему самому ни разу не доводилось видеть живого койгана. Или мертвого. Всякий раз, когда человека разрубали надвое, оказывалось, что внутри никого нет.
— Посмотрим? — предложила Френки.
Девушка вынула из ножен длинный орочий меч и, размахнувшись, опустила его на голову Хеллецу. Сильный удар рассек хоббита, как апельсин. Доктор всхрипнул, когда половинки разрубленного лица начали разваливаться.
— Хороший клинок, — заметила Френки, примеряя на руке окровавленное лезвие. — Я думала, понадобятся два удара.
Я осторожно накренил кресло и вывалил на пол залитое кровью тело книжника.
Франсуаз вставила лезвие меча между двумя частями его туловища, разделяя их.
Мерзкая, темно-зеленая тварь корчилась, приклеенная спиной к позвоночнику хоббита. Слепые глаза открывались, а широкий, усеянный мелкими зубами рот искривлялся в предсмертной гримасе.
— Созрел только наполовину, — констатировала Френки и сильным ударом снесла голову койгану.
Тварь съеживалась, словно из нее выпускали воздух.
Франсуаз опустилась на корточки перед мертвым книжником и вонзила два пальцы в его череп.
Сноп голубоватого света полыхнул из пробитого отверстия, затем лицо Хеллеца сморщилось и стало быстро чернеть.
— Я освободила его душу, плененную койганом, — бросила девушка, вытирая окровавленный клинок о портьеру. — Думаешь, он не обидится, если я захвачу меч с собой?
— Считай, что он тебе его завещал, — ответил я.
2
— Тело поступило в зиккурат в половине девятого, — произнес дежурный санитар, вытаскивая металлический ящик.
— Оно и было в таком состоянии? — спросил я.
— О, нет.
Живот мертвого гнолла был распахан и прорван, словно что-то большое и неловкое выбиралось изнутри.
— В полном порядке был, это-то и странно. Сперва я думал, алхимик уже сделал вскрытие и забыл зашить, но…
— Это точно был не врач, — согласился я.
Франсуаз осматривала тело.
— Один из койганов сбежал, — вполголоса произнес я, обращаясь к девушке. — Прошло уже больше восьми часов, как он выбрался из тела.
Демонесса нетерпеливо тряхнула головой, увлекая меня за собой.
— Сколько времени паразит может существовать без хозяина? — спросила она.
— Три-четыре дня. После этого гибнет — койганы не способны поддерживать собственный обмен веществ.
— Но в городе для него более чем достаточно тел.
Девушка остановилась и вытащила из сумочки свернутый пергамент, на котором древним языком было написано:
«Твари придут. И будут они в три раза меньше, чем человек. И будут они в три раза больше, чем человек. И поглотят они души людские, не имея душ собственных. Бойтесь степи, в которой шелестит трава. Бойтесь темного очага, в котором не горит огонь.
Этому учит нас Ариартис»
— Семеро за последние пять дней, — произнес я. — Ни один из эмбрионов не развился даже наполовину.
— Но та тварь, что сумела выбраться, уже взрослая. Иначе не смогла бы отделить себя от позвоночника.
— Мы должны узнать, откуда в страну прибыл носитель.
3
— Три месяца назад, эльф по имени Феллиндир Ларанд приехал сюда из Валахар Эль'Маханда, — произнес я. — Есть все основания полагать, что уже тогда личинка находилась внутри.
— А этой ночью кто-то позвонил нам в офис и посоветовал задать несколько вопросов доктору Хеллецу. Стоило мне только увидеть его, как я поняла, какая дрянь засела у него внутри.
Магазинчик, стеклянная витрина.
— А что бы мы делали, если бы там не оказалось меча? — осведомилась Френки.
Я постучал по прилавку согнутым пальцем.
— Ты бы его загрызла. Доброе утро, фрау Ниффльгурд.
Полная высокая оркиха вышла из задней части магазинчика. Длинные черные волосы в рассчитанном беспорядке спадали на рыхлый бюст. Она носила шейблейн — распашную душегрею, с пышными рукавами и меховой оторочкой. На голове плотно сидела маленькая шапочка-каллот, из четырех кусков дворфьего хлопка.
В правой ноздре фрау Ниффльгурд покачивалось колечко с алмазом; и я знал, почтенная дама каждое утро меняет в нем камешек, — по одному на всякий день недели. Кровавые адаманты слушают пение небесных сфер, и защищают хозяйку от порождений Сумерек.
Орки, впрочем, в это не верят. Обычай носить заговоренные драгоценности пошел от гномов, которые из дома не выйдут без пары фунтов колдовского золота, — в ушах, на шее и пальцах. Впервые познакомившись с ними, степняки быстро поняли, что не должны отставать от подгорного народа, если не хотят выглядеть голодранцами.
Волшебное кольцо в носу, или серьга с застывшей слезой дракона, — признак богатства, и фрау Ниффльгурд носила свой адамант столь же гордо, как император свирфнебблинов — радужную тиару.
Франсуаз с интересом рассматривала содержание полок.
— Это фильмы только для взрослых девочек, — пояснил я. — Ты еще маленькая. Асгхан у себя?
— Где ж ему быть, — ответила хозяйка, опытным взором осматривая нас и пытаясь определить, кому из нас понадобились его услуги.
Я положил на прилавок бумажку в десять динаров, и толстуха посторонилась, пропуская нас в заднюю дверь. Лестница, ведущая вниз, оказалась грязной и темной — ее специально поддерживали в таком состоянии. Клиентам нравилось именно так.
Из подвала доносились громкие крики.
— Асгхан был лучшим охотником на койганов, когда жил у себя на родине, — пояснил я, пропуская девушку вперед.
Длинный коридор с низким потолком с обеих сторон сжимали железные двери. Из-за каждой из них раздавались вопли, стоны и удары кнута.
— Потом совершил ошибку, — продолжал я, не повышая голоса, хотя шум вокруг стоял достаточный. — Убил того, кого не следовало, — я открыл одну из железных дверей, — и этот человек оказался сыном эмира.
