Гильдмастер представил Лаэрана; он обменялся со всеми по очереди гильдейским рукопожатием. И каждый пожимал руку Лаэрана чуть крепче, чем нужно, словно подбадривая, а не просто здороваясь с братом по гильдии или отвечая на Лаэранову вежливость.
– Через пару десятидневки я соберу тебе еще сотню людей, – сказал гильдмастер.
Лаэран покачал головой:
– Нет. Это мы уже пробовали. На сей раз людей будет немного – и один корабль, маленький и быстрый. И уйдем мы из Пандатавэя тишком, а не трубя на весь свет, кто мы, куда и зачем едем. Мы возьмем его след, найдем его и убьем.
Спешить некуда. Судя по оставленному следу – а чей еще это может быть след? – Куллинан движется на север.
Уж не к Пандатавэю ли и к гильдии?
Нет, это – вряд ли. Работорговая Палата слишком хорошо защищена – и людьми, и магией. Куллинану сюда просто не войти.
Но – вероятно – он смог бы затаиться где-то в Пандатавэе и убивать работорговцев по одному, выслеживая их за стенами Палаты. А это было бы к вящей славе Лаэрана: чем страшней чудовище, тем больше награда за победу над ним.
Лаэран обвел всех ровным взглядом.
– Мы найдем Карла Куллинана – и убьем его.
Воин жив – покуда. Пусть Лаэран и моложе всех гильдмастеров прошлого, но будет ли это иметь значение, если Лаэран убьет Карла Куллинана?
Он улыбнулся гильдмастеру Ирину.
– Предоставь это мне.
Глава 1
ЗАВТРАК В БИМСТРЕНЕ
Ничто не кончено, пока не кончено – а может быть, не кончено и тогда.
Уолтер Словотский
Джейсон Куллинан, одетый в одни только потертые домотканые приютские джинсы, склонился над стоящим на подзеркальнике тазом для умывания и принялся тереть щеки. Этим утром вода была просто-таки ледяной.
Обтирая лицо теплым, пахнущим свежестью полотенцем – в императорском сане есть несомненные преимущества, подумалось ему, – Джейсон коснулся подбородка. Подбородок был колючим – а ведь он только позавчера брился. Юноша отбросил полотенце и взялся было за бритву с костяной ручкой, но, взглянув на себя в мутное зеркало, решил, что легкая небритость делает его старше.
Отдаленный смешок прозвучал в его голове.
«Принятая ответственность помогает росту бород».
Джейсон не улыбнулся.
«Твой отец засмеялся бы».
«Возможно».
Но он – не отец. Джейсон взглянул в зеркало. Из тусклого стекла – имперские стеклоделы недотягивали даже до приютского уровня, который в общем-то тоже был весьма средним – на него из-под копны каштановых волос в упор смотрели карие глаза. Позавчера У'Лен сказала, что он чем дальше – тем больше становится похож на императора. Есть в его взгляде что-то этакое, сказала она.
«Я ничего „этакого“ не вижу, – подумал он. – Ну, глаза. Ну, карие. Ну, смотрят…» Он обозрел себя в зеркале и покачал головой. Нет в нем ничего «этакого». Он не великан, каким был Карл Куллинан, подбородок Джейсона вовсе не столь решителен и тверд, как у его отца, да и отцовой абсолютной уверенности в себе в его повадке как-то не замечалось.
Он пожал плечами. Возможно, сам он и не видит, как изменился, зато видят все остальные. С его возвращением в Бимстрен многое изменилось. Его покои на третьем этаже замкового донжона стали, казалось, меньше. Да и весь замок как-то усох, пока его не было, хотя объяснить внятно, почему так кажется, Джейсон бы не смог.
Пальцы Джейсона коснулись шеи. Привычное ощущение кожаного шнурка с маленьким кристалликом-амулетом успокаивало. Дело было не в том, что он скрывал Джейсона от магического взгляда – в Бимстрене прятаться не так уж и нужно, а если здесь кто-то и придет по его душу, так на это есть гвардия, – нет, покой дарила его привычность. Кожа и кристалл не менялись.
«Тебя ждут. Спускайся скорей».
«Иду».
Прихватив с бюро свежую тунику, положенную там Элларой далеко за полночь, он натянул ее через голову и прошлепал босиком по ковру к двери, где давеча оставил сапоги. Задержался взглядом на метках-царапинах, поднимающихся вверх по темному от времени дубовому косяку – от кучки где-то на уровне его груди и до той, что была почти вровень с его взглядом. И еще две – совсем рядом, чуть выше.
Он прижался пятками вплотную к стене, приложил пальцы к косяку, потом повернулся – и увидел, что разница действительно есть: пальцы были в добром полудюйме над прежней отметкой.
Джейсон вытащил из ножен у пояса нож и отметил достижение.
Джейсон в семнадцать… Юноша выпрямился во весь рост.
«То ли будет в восемнадцать… Кстати, завтрак тебя уже ждет, а через час у тебя тренировка с Тэннети».
«Тренировка? Сегодня?» – Он сел на кровать и принялся натягивать сапоги. Через несколько дней он отбывает в Приют и Энделл. Если до сего дня он не стал лучше стрелять и драться – пара дней вряд ли что-то изменит.
«Чепуха. Твое мастерство с каждым днем растет, пусть и понемногу. Так что занимайся понемногу каждый день».
Справедливо. Сейчас он владеет мечом почти так же, как владел его отец…
«Но и этого порой бывает недостаточно – вспомни-ка… Ты должен привыкнуть решать проблемы мозгами, а не боем, Джейсон. Даже будь ты таким же мастером клинка, как Карл, – а это не так».
И это тоже верно.
Джейсон побежал вниз.
В прежние дни завтрак в Бимстрене проходил по принципу «прибежал-перекусил-убежал», хотя матушка всегда повторяла, что завтрак – главная еда дня, а У'Лен следила, чтобы он съедал все до конца, а не просто перехватывал на бегу пару-тройку кусков. Впрочем, для У'Лен, как говаривал отец, любое слово матушки – что заповедь Господня.
Что бы это ни значило. Еще один вопрос, который он никогда не сможет задать отцу.
Но сейчас – не прежние дни. Слишком многое переменилось в Бимстрене с тех пор, как вернувшийся Джейсон принес сюда весть о смерти Карла Куллинана. Матушка и Брен Адахан старались спрятаться за этикетом, скрыть за тщательным соблюдением церемоний, что смысл их жизнь потерян.
Мертв.
Когда Джейсон вошел – трапезная притихла. Юноша быстро поклонился дюжине собравшихся в зале людей, прошел во главу стола и сел в свое кресло – будто всю жизнь там и сидел.
– Прошу всех сесть, – произнес он. Матушка еще не спускалась, но за время ожидания все успеют рассесться.
Дория Перлштейн уже сидела; она не придерживалась придворных манер. Она приветственно улыбнулась ему от середины стола.
Джейсон улыбнулся в ответ. Как же все странно… Он знал – ей столько же лет, сколько отцу и маме, но, утратив свое воплощение целительницы Длани, она утратила также и все внешние признаки прожитых в нем лет. Впрочем, не до конца: глаза ее не были глазами двадцатилетней девчонки. То были глаза взрослой, много пережившей женщины.
