Ага, не может, но только в том смысле, что не должен бы, но мы всегда люто обижаемся, если при нас хвалят другого мужчину, претендующего на тот же участок корма, самку или гнездо, разве не так, Ваше Величество?
Оба, особенно Альбрехт, восторгались ее умением, как она, не произнося ни слова, а только укоризненным взглядом, поворотом головы или чуть приподнятым плечом предельно успешно проводит свою политику. К счастью, не враждебную, иначе даже не знаю, где бы мы очутились, а чисто личностную. Так что это по ее вине мы не могли отправить ее ни Мунтвигу, ни отцу, и вообще не могли отделаться, хотя вроде бы она за нас не держится, а сама брезгует нашим обществом и всячески старается от него отдалиться.
Она необыкновенная, заверял Альбрехт, а Норберт всякий раз подтверждал кивком, она прирожденная правительница и управлятельница!..
Я поморщился, мои лорды выглядят идиотами, за такое пренебрежение должны бы платить ей презрением, а они еще больше благоговеют перед ее красотой, великолепием и недоступностью. Даже эти двое, уже раскусив ее мотивы... но раскусив ли?., все равно восторгаются.
Но полог, опустившись за ними, отрезал и мои мысли об Аскланделле, хотя что-то самого тянет вспоминать ее все чаще. Особенно когда выяснили, что ее задерживает в нашем окружении интерес ко мне, такому замечательному и великолепному.
Если, конечно, это не ее хитрый ход, который должны раскрыть, на этом успокоиться и не копать глубже.
Зигфрид приоткрыл полог, лицо недовольное, как всегда, когда, по его мнению, меня тревожат зазря.
— Ваше Величество, — произнес он, и я отметил, что он с огромным удовольствием выговаривает этот новый титул, — там этот... как это, епископ Керубий! Который возлагал на вас корону...
— Наверное, что-то важное, — сказал я, — пропусти. Но шепни ему частным порядком, что мое Величество весьма занято, потому пусть будет краток.
Он исчез, а через минуту в шатер вошел Керубий, самый старший среди епископов, вообще-то архиепископ Варт Генца, остановился и перекрестил меня.
Я приблизился и, склонив голову, поцеловал ему руку с перстнем, символом власти церкви, так что я выказываю уважение не человеку, а тысячелетней структуре, что преобразовывает мир к лучшему.
— Ваше преосвященство, — сказал я, — садитесь вот сюда... Вина?
Он покачал головой.
— Не стоит, я зашел попрощаться. Мое присутствие требуется и в Варт Генце, и в Скарляндии, не говорю уж о Ричард вилле. А вы, как я понял, отправляетесь усмирять восставшие королевства?
— Не усмирять, — возразил я. — Всего лишь выяснить, из-за чего недоразумения.
Он усмехнулся.
— Для того и двинули на юг две трети армии?
— Просто, — объяснил я, — для весомости аргументов. Самые разумные доводы звучат убедительнее, когда за спиной армия, победительница грозного Мунтвига.
Он снова перекрестил меня.
— Пусть Господь будет с нами. На своем пути, Ваше Величество, не только восстанавливайте церкви, но и сами заходите в них почаще. А то идут разговоры, что вы ведете себя двойственно: церквям и монастырям покровительство оказываете, но для общения с Господом не переступаете порога церкви!
— Если Бога нет в душе, — ответил я смиренно, — не встретишь его и во храме. Не так ли, ваше преосвященство?
Он возразил с неудовольствием:
— Но люди должны видеть вас посещающим церковь. Теперь на вас смотрят, Ваше Величество!
— Ваше преосвященство, — ответил я с неохотой, — в иных церквях священники... да что там священники, даже богословы могут заставить заподозрить, что Бог совсем дурак. Но это вовсе не так, я всякий раз в этом убеждаюсь, когда говорю с ним лично!
Он скривился.
— Ваше Величество, это близко к богохульству.
— Господь всех нас любит, — возразил я, — и не отгораживается от нас армией священников, а прихо-дить к нему можно везде и всюду, а не только в церкви, да еще в отведенные для этого часы!
Он взглянул строго.
— Ваше Величество, я понимаю вас... но вслух этого нельзя. Такое близко к ереси. Простой народ в силу своего невежества и дикости нельзя допускать говорить с Господом напрямую! Он такое услышит... Потому только через священников, что могут точнее пересказать ответ Господа и наставить на более верный путь.
— Может быть, — согласился я. — Господь был слегка огорчен мятежными ангелами, а тут еще и мужики с требованиями вернуть издохшую корову...
У него приподнялись брови, а взгляд стал острее.
— Слегка?.. Разве не он низверг их в ад...
— Слегка, — подтвердил я. — Или, по-вашему, всемогущий Господь не мог их уничтожить одним словом, как и создал?.. Но лишь назначил их на должность пониже.
Он хмыкнул.
— Куда уж ниже!
— Но не уничтожил, — подчеркнул я. — Падшие ангелы все так же служат ему, как и служили. Только не на небесах, а уже и на земле. Но это еще и потому, что мир расширяется. Раньше ада вообще не было. А сейчас, говорят, еще и какое-то чистилище, но то ли есть, то ли нет, только собираются, а уже отрапортовали...
Он посмотрел на меня с огорчением.
— Ваше Величество, ну зачем вы все усложняете?
— В смысле?
Он пожаловался:
— Для нормальных людей есть ангелы белые и есть черные. Черные вообще не ангелы, а уже черти рогатые, хвостатые и дурно пахнущие серой. А по-вашему, они работают на Господа, как и работали, только он перевел их заведовать постоянно расширяющимся адом и поддерживать в нем порядок!
— Примерно так, — согласился я. — Это говорит лишь о том, что Господь всемогущ. Все в его власти, как небеса, так и ад. Разве это плохо?
— Плохо, — ответил он.
— Почему?
Он вздохнул, посмотрел на меня несколько беспомощно.
— Размывая, — произнес он тихо, — грань между светом и тьмой, вы подходите к тому, что не зазорно общаться и с ангелами ада... дескать, мы все в одном войске Господа и все выполняем его указы.
Я пробормотал:
— Примерно так. А что вас тревожит?
— Это уже близко, — произнес он с трудом, — к отступлению от нашего Творца. Не влезайте в эти дебри, Ваше Величество! Там и опытные богословы теряют головы. Разве у вас мало житейских проблем?
Я поклонился.
— Ваше преосвященство...
Он улыбнулся, благословил меня и вышел из шатра. Я вернулся к столу и карте, но некоторое время мысль, угасая, трепыхалась насчет Бога, почудилось вдруг, что Бог-Творец раздробил себя на множество существ-людей, а сам перестал существовать, передоверив все нам.
Или другой вариант, еще хлеще и дурнее: половину себя отдал на частицы для людей, и потому мы все такие амбивалентные...
За пологом шатра послышались голоса, вошел Норберт, хмурый и сосредоточенный.
