Красный, подумав, проговорил:
– Хорошо. Услуга за мной.
Сидхе молча выслушал просьбу, так же молча достал из своей сумки небольшой пузырек из зеленого стекла и отдал мне, бросив кошелек с полусотней золотых Красного хозяину постоялого двора. Тот, совершенно ошалевший, попытался было выяснить у других сидхе, чем же он заслужил такую великую благодарность, однако прочие жители лесов оказались не болтливее своего предводителя.
Бальзам помог, и наконец проявились регенерационные способности учителя, показавшиеся бы невероятными любому (кроме меня, понятное дело). Через три дня он не только поднялся на ноги, но и сумел сам спуститься вниз, в общий зал. Правда, для ходьбы ему еще требовалась трость, а по лестнице Красный спускался медленно и с передышками – но это уже было значительным прогрессом в сравнении с тем полутрупом, который встретил меня три дня назад.
* * *
У нас нет богатства, несмотря на то, что плата, которую мы берем за работу, достаточно высока – впрочем, это вы и так знаете. Куда уходят эти деньги? В основном – к вам же в карманы, ведь вы вовсе не считаете зазорным брать с нас впятеро больше, чем с любого другого.
О, конечно, это же почти грех – не заломить за несчастную полусырую курицу и кружку выдохшегося пива двух золотых! Вы прекрасно знаете, что за такие деньги компания из пяти человек может гульнуть на всю катушку, но ведь то – люди, а то – мы…
Нет, мы не притворяемся людьми. Это бессмысленно, слишком просто отличить нас от любого смертного: по взгляду, по походке – да мало ли способов!
У нас нет имен.
Вернее, мы не пользуемся именами – ибо при рождении нас, как и всех вас, награждали именем какого-нибудь славного предка, дабы у младенца был дух-покровитель в том, другом мире. Мы называем себя по цветам – Красный, Лазурный, Серебряный. И свершая обряд Посвящения, о котором я говорить не стану, мы отрекаемся от всего, что имели раньше – от имени, от родни, от состояния.
У нас нет ни имущества, ни семей – ничего, что связывало бы нас с кем-либо помимо себе подобных. У каждого из нас есть только дорожный мешок со сменой одежды, ларцом с инструментами и снадобьями целителя, да с парой-тройкой памятных мелочей. И еще одна штуковина, общая для каждого, но в то же время – индивидуальная. Это наше вошедшее во все сказания «волшебное оружие», kroz (что означает сие название, уже не знает, наверное, никто из нас). Трехфунтовый кусок металла, имеющий собственный цвет (повторяющий наше прозвище), принимающий форму по нашему слову и неразрывно связанный с нашей душой; так что если какой-то вконец спятивший вор решится украсть оружие любого из нас – ему ой как не повезет…
* * *
– Посвященные, иной раз называемые магами, – наставительно молвил человек в сером, – используют в своих целях Единую Силу, разделенную на Шесть Домов. Дом Мудрости, именуемый в старых источниках Домом Знаний, доступен всем в равной мере, однако пользу от применения сих знаний получает лишь обладающий незаурядными аналитическими способностями; Дом Природы требует от Посвященных неукоснительного соблюдения одного правила: относиться осторожно и бережно к неодушевленным живым существам, сиречь к неразумным животным и растениям; Дом Колдовства, носящий также имя Дома Высшей Магии, принимает в свои ряды только носителей Дара, без которого все тайны этого Дома будут пустым звуком; Дома Света и Тьмы, позабывшие о том, что некогда были ближайшими союзниками и олицетворяли мировой Закон и Порядок, все свои силы направили на унижение соперника, коль уж не в состоянии уничтожить друг друга физически, и предъявляют соответствующие требования к желающим разделить Их могущество; и лишь Дом Хаоса не ставит никаких специальных препон и условий тем, кто желает приобщиться к секретам самой древней из Сил…
– Я… знаю это, – прохрипел собеседник.
Человек в сером, словно не слыша, продолжил лекцию:
– Вселенная полна энергии. Дом Колдовства принимает в себя силу Эфира и Космоса, Дом Мудрости обращается к Звездам и Светилам, у Природы везде есть источники могущества, скрытые уже в самом факте существования живых существ в любом месте во Вселенной. Свет и Тьма пользуются двумя сторонами единой Силы Порядка и Закона, мирового воплощения Судьбы и единого для всех Кодекса. Но Хаос черпает свою мощь из-за Грани, где все законы, все правила – не существуют и никогда не существовали…
– Зачем ты… говоришь МНЕ… о этом?
Слабый голос был, однако, не настолько слаб, чтобы находившийся в полушаге от его источника человек не услышал его. Но тон самозваного лектора ничуть не изменился.
– Пользующиеся Силой Хаоса нарушают установленное во Вселенной равновесие, выпуская в мир излишки мощи. Мощь эта, исполнив требование Посвященного, не возвращается обратно, как то происходит с Силой любого другого Дома. Таким образом, в мире возникают нескомпенсированные сгустки блуждающей энергии Хаоса, и находящееся в непосредственной близости от средоточий этой энергии имеют немалые шансы подвергнуться Изменению. Простой дождевой червяк становится Червем Шаи, речной рак – Тварью Марракса, безобидная многоножка обращается в Чудище Игерна, и все такое прочее…
Человек в сером опустил бесстрастный взор на посиневшую физиономию своего вынужденного собеседника, закутанного в обрывки черной мантии. Металлическая удавка, стягивающая горло чернокнижника, внезапно исчезла, оставив кровавый след, а в руке человека в сером появился длинный меч, блеснувший чистым серебром.
Чернокнижник, растирая горло обеими руками, прохрипел:
– Но чего ты хочешь… от меня?
– Ничего, – молвил тот. – Раз ты знал о последствиях – ничего.
Послушный меч коротко свистнул в воздухе, и голова чернокнижника покатилась по земле, оставляя за собой кровавый след.
* * *
– Сколько нас осталось?
Красный, помолчав секунд десять, проговорил:
– Последний, Сиреневый, пришел к нам три года назад. С тех пор пали двое, Белый и Бронзовая… Значит, двадцать семь.
– Я ничего не слышал о Синем уже лет пятнадцать, – с некоторым сомнением заметил я.
– Синий жив, – усмехнулся Красный, – он временно в отставке.
Я непонимающе посмотрел на него.
– Это как понимать?
– Вот так и понимай. Отошел от дел. Временно. Знаешь, что такое отпуск? А, Серебряный – или твари уже последние мозги вышибли?
– Знать-то знаю, но какое отношение ЭТО имеет к нам? Мы ведь не на постоянной работе…
– Как раз МЫ – на постоянной, – с нажимом сказал одноглазый, и я вынужден был согласиться: пока не перевелась нечисть, мы не можем, не имеем права уйти на покой. – Отдых ему нужен, понимаешь? Старику ведь уже за сто двадцать перевалило, считай; старше один только Черный будет.
