- Великая Торба! Гритт Проклинатель!
Видите ли, вместо задницы с подписью, на двери должен был красоваться мой топор, фамильная реликвия джарсийских варваров клана Мегарон. Славный топор, топор, с которым мой дедушка Трамп охотился на троллей, а затем, уже в годах, позировал самому Дамбару Хараштийскому. Красивая получилась статуя (Дамбар назвал ее загадочно: "Мощь простоты"), жаль, голова отбилась, когда ее свозили с гор на телеге.
Железные скобы, которые держали топор, разорвал какой-то мерзавец.
Бычья сила у парня! Так вот взять и разорвать скобы, которые даже я... Потрясенный внезапной догадкой, я осмотрел свои ладони. Содранная кожа была мне ответом.
Та-ак, пьянка определенно удалась.
Ну, и где топор? Нет-нет, я не мог выбросить его в форточку, я бы лучше сам выбросился. Бедная моя голова набита туманом и пульсирующей болью. Куда делся Олник? Может, он что-то помнит?
Бум-бум!
Я оглянулся, мельком увидел под столом остатки пиршества: чьи-то косточки, огрызки фруктов, пять бутылок из-под эля "Еще немного!". Боги, значит, был еще и эль!
Двигаясь, будто зомби, разгребая руками густой воздух, я глянул за стол. Там был только сломанный стул (мое кресло пропало!) и обломки горшка для фикуса.
Я выругался: ни топора, ни напарника, ни кресла, ни фикусов. Здравствуй, прекрасный новый день!
Бум!
- Отпирайте немедленно!
Звонкий женский голосок. Чуть истеричный, но уху приятный, есть такие голоса - не теряют звучности и красоты, даже когда их хозяева не в духе.
- Отпирайте, не то я вам устрою!
Запирал ли я вчера дверь? Кажется, нет.
Бессмысленно было ее запирать, ведь формально мебель в конторе уже не принадлежала нам.
- Гм-м... Это самое... Дорогая, дерните ручку на себя!
Дверь резко распахнулась. Словно вихрь, в комнату влетела высокая девица. Стройная, худощавая даже чрезмерно. Олник, не склонный к сантиментам, сказал бы, что она тощая как палка. Утиный нос, слишком большой рот с тонкими губами - она явно не была красавицей. Нет, все-таки была. Красота таилась в глазах, серых, как грозовое небо, и бездонных, как пропасть. Пышные прямые волосы до плеч были цвета золота, в них играл солнечный луч... Боги: плеч, луч! Да я, никак, с похмелья заговорил языком поэтов-романтиков? Тьфу! Трижды тьфу! Я холодно напомнил себе, что такие волосы весьма ценятся в Галидорских горах: тамошние гоблины делают из них парики, которыми украшают верхушки каменных идолов. Волосы обычно добываются вместе с головой, и плевали гоблины на серые бездонные очи. Волосы - идолу, мясо - в котел, такие дела.
Девчонка явно собиралась скандалить, но мой вид, кажется, ее перепугал: плечистый босоногий детина с красными глазами и очень недружелюбным выражением помятого лица. Я спешно запахнул рубашку: нечего смущать ребенка ошибкой молодости - срамной татуировкой на груди. Увы, трехдневную щетину я смог бы спрятать, разве что повязав под носом платок.
Она открыла и закрыла рот, потом собралась с духом и выпалила:
- Что за манера запираться! Вы знаете, что...
- Ни черта я не запирал. Дверь была открыта.
Она возмущенно засопела, пытаясь поджарить меня взглядом. Впрочем, крыть было нечем, ведь не додумалась же дернуть ручку на себя!
- Это вы - Фатик Джарси?
Я задумался.
- Минутку, минутку... Я, несомненно... Фатик, да. Меня зовут Фатик! Фатик Мегарон Джарси. А дедушку моего зовут Трамп Пустая Башка. Он меня сам воспитал! Я, представьте, совершенно не помню родите...
Я неосторожно качнулся в ее сторону, и она мгновенно сморщила носик:
- Вы - выпивоха! Ко рту свечку поднеси - вспыхнет!
- Нет, я несчастный работяга! Видите, даже спать остаюсь на работе. А Олник Гагабурк мой деловой партнер. У нас с ним контора на паях... - Я сглотнул горький ком. - Была.
Она вскинула голову:
- Знаю, пропили!
Я хотел возразить, указать на нашу тяжелую долю, на общий экономический упадок Харашты, на поборы со всех сторон, но смог вымолвить лишь жалкое:
- Простите за бардак.
- У вас... У вас здесь... - Она задумалась, подбирая нужное слово: - Свинарник!
- Честное слово, не хотели...
Я попытался сказать, что мы, в общем, нормальные ребята, и в обычные дни не пьем, не пляшем на столах и не швыряем ботинками в кошек. Что вчера мы отмечали безвременную кончину нашей фирмы, а такое событие - оно не каждый день случается. Я даже сделал драматический жест и сказал первую фразу (нечто неразборчиво-похмельное, "хрфы... мныыыы... нааа"), но перед моими глазами вдруг возник прямоугольный бумажный лист, отягощенный малиновой сургучной печатью.
- Вам известно, что это?
Она прихватила лист двумя пальцами, как нашкодившего щенка. Я всмотрелся, с усердием вытянув шею.
- Очевидно, постановление суда...
- Которое касается вас! И не смейте, не смейте его трогать! - Свернутый в трубку, лист убрался в плоскую сумочку на ее боку.
Я попытался изобразить смущенную улыбку:
- Ну, вы знаете эти суды. Нас не ознакомили вовремя...
- Вас не было ни на одном заседании!
- "Вольный город Харашта против конторы "Силь, Мар и... ик!.. Илион"? - Я виновато кивнул. Ну какой же он вольный... Тут у нас олигархическая талассократия... - Ик!.. Простите!
Ее ноздри затрепетали. Э-э, ну да... Мне следовало прибавить: "...за перегар". Простите за перегар, прекрасная незнакомка. В нашу следующую встречу я буду свеж и весел.
- Мы... э... как раз вовсю вкалывали в это время, пытались найти средства для погашения долгов. Мой партнер, например, хотел занять у собственного папы, а он живет далеко, у гор Зеренги. Мы послали гонца, но, как говорят, по дороге его зарызли волки. Ужасная трагедия.
- Избавьте меня от подобных рассказов! Вы должны были убраться еще вчера! Убраться насовсем, и не устраивать тут...
Она гневно сверлила меня взглядом. Я сконфуженно переступил с ноги на ногу. Нет, положительно, в ней было нечто такое, этакое... Злиться на нее я не мог, и мне - поверьте - действительно стало стыдно за себя и окружающий нас беспорядок.
- Учтите: оргии у нас не было! Тризна по фирме, не более... А какое сегодня число?
- Двенадцатое мая!
- О! Вы, очевидно, правы. Нас не должно здесь б-быть...
- Но вы-то здесь!
- Ну да, мы здесь. Я вернее...
Черт, куда запропастился этот Олник? И где, во имя всех злобных богов преисподней, мой фамильный топор?
Я икнул, устыдился и прикрыл рот ладонью. Рубашка, конечно, тут же распахнулась. Девушка увидала татуировку и нервно отступила назад. На ее щеках разгорелся румянец, а носик порозовел - восхитительно порозовел, должен сказать. По выражению ее лица я понял, что мои акции - и без того хлипкие, рухнули в самую глубокую пропасть. Пожалуй, легче отпечатать новые, чем выуживать старые оттуда.
