— И верно, все своё последнее богатство на том растеряла? — снова уронил путник сверху.
Не поймёшь, то ли расспрашивает, то ли насмехается. И зачем ему? Неужто всего оставшегося лишить хочет?
— Ага, — кивнула девушка, хотя в кошеле ещё болталось несколько золотых зёрен побольше, да поменьше — мелкая горстка, и пригоршня медных пластинок.
Это чтобы в Табалу войти да несколько дней перебыть, пока она Игана своего разыщет. А что до её кошеля незнакомцу? Сразу видно, не бедняк он. Богато убран. Странный шарф его яркой белой вязью расшит, и отсюда видать. Вон как серебрится. Верхний арча́х пушистый, добротный, богатый. А ворот-то какой! Вздымается сзади высоко да острыми перьями торчит, не гнётся, как попало — это туда не что иное, как настоящий ус горакха вшит. И в отвороты на шапке тоже. Маритха в этом толк знает. Уж её-то отец всяких колпаков, да шапок, да ещё много чего переделал, пока Бессмертные его Нить не оборвали — половину пустоши можно застелить.
Одно утешение, богатый незнакомец ей попался. Вон и носилки у него непростые… вроде ещё чем-то, кроме голых шкур, затянутые… Не очень-то видать отсюда… И тарп знатный, прямо небывало роскошный. Шерсть огромного зверя, свисавшая почти до земли, лоснилась так, точно он и в дороге не был. Точно кормили его чистым сушняком из её родного Предгорья, а не перегнившим колючим игольником, собранным в здешних пустошах. А ведь только таким кормом и потчуют их жители Барахи и всего Нагорья. Витые рога у самой основы толстенные, а кончики острые, как ножи. Молодой зверь ещё, сильный. Наверно, целую кучу золота за него пришлось отвесить, это не то что Маритхе за её крохи — дохлую развалину подсунули.
— Ты врёшь, — раздался вдруг голос сверху. — Лучше впредь не обманывай — и мы поладим.
— Я не… — Маритха попятилась.
— Не обманывай — и поладим! — гораздо резче бросил он. — Ты же хочешь добраться до Табалы?
Девушка кивнула. О чем это путник? О тех золотых зёрнах, даже песчинках… нет, просто слезах, что у неё остались? Да откуда он…
— Как тебя зовут? — спросил он.
Не стоит говорить своё имя незнакомцу, вдруг подумалось Маритхе. Ведь если имя прознать, то у любого Ведателя про тебя что хочешь можно выведать. Всю судьбу прочитать. И хорошо, если только прочитать. Мало ли что… Странный он какой-то, да и золота для такого дела у него хватит, это точно.
Девушка невольно покачала головой. Да что за страхи такие, что ему до какой-то Маритхи?
— Маритха, — удовлетворённо произнёс незнакомец и вновь повторил, словно пробуя на вкус: — Маритха. И что же ты стоишь, словно ноги к земле приморозило? Полезай, женщина! Время лишней болтовни не терпит.
Он сбросил опешившей от изумления девушке два длинных кожаных ремня, связанных друг с другом множеством узлов. Маритха все ещё топталась на месте. Когда ж это она имя своё выболтала? Как только вырвалось? И про цену не сговорились… Надо обязательно сговориться, а то как бы этот от неё не захотел слишком много. Странный незнакомец, что и говорить… Откуда же он имя-то узнал? Она облилась потом, несмотря на то что вокруг носился ледяной ветер. На такое только Ведатель способен. Однако Ведатели по пустошам не ходят. Они по храмам своим сидят, про вечное думают… Правда, бывает, что и странствуют от храма к храму, жертву выискивают, мрачно подумала девушка, но то все полунищие, этот же — не из таких, сразу видно. И шапка у него совсем другая. Ведателя всегда по шапке заметно.
— Ну же! — махнул ей рукой всадник на тарпе. — Я тебе ничего не сделаю, женщина. И в уплату ничего не надо, ты мне без надобности. Историю свою расскажешь и тем меня в дороге развлечёшь. Скучные здесь места, тоскливые, — уронил он безразлично.
Сердце дрогнуло. Что-то тут не так, ох не так. Он возьмёт её с собой задаром? Девушка теребила свободной рукою лестницу, медля взбираться.
— Ладно, — он вроде пожал плечами там, наверху, — ждать мне некогда. Делай, как знаешь… Если смелости хватит.
Лестница скользнула обратно, и Маритха задохнулась от страха.
— Да, — уронил он напоследок опешившей девушке, — у тебя будет случай амулет свой испытать. Я в пути горакха слышал. Отсюда пока ещё далеко, но в округе бродит. Может, и не один…
— Стой! — завопила она, сама не своя от страха. — Я ж как раз собиралась… узел только некуда деть… руки заняты, — частила скороговоркой, опасаясь окончательно обидеть нежданного спасителя.
Жизнь-то её куда ценнее платы. Любой притом.
— Узел, говоришь? — насмешливо протянул всадник. — Лови! Привязывай.
Маритха поспешно ухватила сначала лестницу, потом ещё и верёвку. Сбросила рукавицы, стынущими непослушными пальцами кое-как привязала свой мешок с поклажей. Все, что к концу пути осталось. Узел унёсся наверх, и девушка, тяжело отдуваясь в толстых меховых одеждах, старательно полезла по крутому боку тарпа, опираясь на узлы в ремнях, цепляясь за длинную шерсть. Схватилась за протянутую руку, оступилась и чуть не скатилась обратно на землю, но незнакомцу все же удалось втащить её наверх. Он сразу же усадил девушку позади, под прикрытие просторных носилок. И, как она ни старалась, самого всадника толком разглядеть не удалось.
Тронулись. Высунувшись, Маритха взглядом проводила громадную бурую тушу мёртвого тарпа на мёрзлой земле. Не иначе, это ветры пустоши, ищущие жертву, надоумили её старика того проводником взять. Девушка вздохнула. А кого ещё, если больше никто не соглашался Бараху покидать до Первого Солнца? Потому и выложила она последние свои сокровища, чтобы жадного до золота старика соблазнить. А что было делать? Вот останься Маритха в том маленьком городишке на долгие сорок дней от Последнего Заката до Первого Солнца — и неизвестно, как бы жизнь её повернулась. А что в этом мире хуже неизвестности?
Уж больно этот тощий хозяин гостевого дома на неё смотрел… И тот ещё, из хранителей Покровителя Барахи, глаз на неё положил, не иначе. Она ведь пока что ничья: нет у неё ни мужа, ни своего покровителя. Сама по себе, а значит, бери, кому не лень, горько подумала Маритха. Как тут уберечься? Кто будет спрашивать? А Игану потом как на глаза явиться? Вот и ухватилась за старика, будь тарп его десять раз проклят, и старый болтун вместе с ним. Чуть зря не пропала. А сейчас её судьба опять… ну, почти прямая, если незнакомец не соврал и задаром в Табалу доставит.
— Любопытно, — раздалось впереди.
Маритха вздрогнула. Незнакомец ворвался в её думы, будто подслушивал. Не в первый раз уже. Странный он, что и говорить. И даже головы не повернул, только голос возвысил, чтобы ветер, задувавший вбок, не унёс его слова.
