— Нави! — позвал Давид, когда ожидание ему надоело.
— А что ты тут делаешь? — послышался звонкий голос у него за спиной.
Давид, не забывая, тем не менее, про кусты, обернулся. Увидев незнакомую девочку, он настолько удивился, что, вздумай мёртвый пёс снова напасть на него, ему пришлось бы несладко. Девочка, улыбаясь, смотрела на него. Давид осознал, что его спрашивали.
— Я… играю, — слегка заикаясь, ответил он.
Девочка с насмешкой оглядела мальчика, яму, лопату.
— Ага! — воскликнула она. — Ты здесь безобразничаешь!
Давид выглядел совсем растерянным. Его словно бы уличили в чём-то постыдном.
— Нет, — запротестовал он. — Я здесь играю.
Одежда девочки была необычной — светло-серая, слегка блестящая, похожая на какой-то металл, но металл гибкий, плавно облегающий маленькую фигуру. Волосы незнакомки свободно спадали на плечи. Пуговицы на куртке, пряжки на туфлях — всё это было, кажется, серебряным.
— Как тебя зовут? — спросила она.
Давид осмелился подойти ближе, чтобы получше рассмотреть её лицо (он был близорук). У девочки была бледная кожа, пожалуй, бледнее, чем у Давида. Глаза были голубые, словно небо надо головой.
— Давид, — ответил мальчик. Он подумал, что ещё ни одна девчонка не проявляла к нему какой-либо интерес.
— А меня… — начала незнакомка и замолчала.
Давид пришёл к выводу, что никогда ещё в своей жизни он не видел такой красивой девочки.
— Там, в городе, меня зовут Клавдией, — представилась, наконец, она.
Если мальчик и слышал ранее это имя, то он и виду не подал. Какая-то наглая муха ворвалась на поляну, словно стрела, и тут же уселась на остатки яичницы на губах Давида. Мальчик, не открывая взгляда от Клавдии, шевельнул пальцами левой руки (указательным и мизинцем), и муха, поджав лапки, отвалилась, упала и осталась лежать среди пробивающейся из земли травы.
— Ты не такой, как все, — заявила девочка. — Мне это нравится.
Давид решил удивить свою новую знакомую. Он прошептал что-то, и муха, вроде бы уже мёртвая, вдруг взвилась в воздух.
Клавдия улыбнулась. Мальчик ясно видел, что зрачки её глаз внезапно побелели, и в воздухе между детьми мелькнула молния. От мухи остались одни воспоминания.
Вдруг в башмак Давида что-то ткнулось. Опустив взор, он увидел раболепно приползшего на брюхе пса. Нави, по-видимому, признал, в конце концов, своего хозяина.
— Фу, какой он гадкий, — Клавдия сморщила нос; улыбка, однако, с её лица не пропала.
Давид присел, дотронулся до головы полусгнившего животного. Склизкий чёрный язык попытался лизнуть его пальцы.
— Прости, Нави, — еле слышно произнёс мальчик. Пса сотрясла судорога.
Когда он выпрямился, остатки жизненных сил уже навсегда покинули маленькое облезшее тело.
— Ты живёшь в городе? — Клавдия решила продолжить знакомство.
Давид кивнул.
— А хочешь посмотреть, где я живу?
Давид снова кивнул.
— Давай руку, — приказала девочка.
Её ногти, как отметил мальчик, были с металлическим отблеском.
— Нет, другую, — она отрицательно покачала головой, когда Давид вытянул вперёд руку, которой дотрагивался до мёртвого пса.
* * *
Давид заранее приготовился увидеть то, что никогда ещё не видел. Но всё же он был поражён. Его встретили высокие стены, строгие колонны из светлого мрамора, металлические статуи у входа высотой в три человеческих роста.
— Не бойся, — Клавдия провела его под аркой, и они очутились в огромном зале. По углам тут тоже стояли неподвижные стражи из металла. Стол посреди был слишком велик для одного, и потому Давид спросил:
— Ты здесь живёшь одна?
— Конечно, одна! — рассмеялась девочка, наслаждаясь его растерянностью.
Клавдия села во главе стола на некое подобие трона и небрежным жестом пригласила гостя выбрать для себя любой из многочисленных стульев. Несмотря ни на что, везде царила чистота. И стол тоже был девственно чист.
— Хочешь, я тебя чем-нибудь угощу? — спросила маленькая хозяйка.
Не успел родиться ответ, как она уточнила:
— Правда, могу предложить для тебя лишь сгущённое молоко.
— Нет, спасибо, я не голоден, — отказался Давид, хотя на самом деле это было не так. Быть скромным его приучила мать.
Лучи солнца играли в узорчатых окнах, на светлых стенах, на многочисленных зеркалах. Иногда на блеск было больно смотреть. Здесь было немного прохладнее, чем внизу.
— А тебе здесь не бывает скучно? — спросил Давид и тут же пожалел об этом.
Клавдия, однако, не обиделась. Широко улыбаясь, она ответила:
— Нет, конечно. Скучно — там. Разве нет? Люди — они такие глупые, невежественные, нудные, иногда просто отвратительные. Не вижу никакого смысла в существовании большинства из них. Ну, скажи, разве я не права?
Давид вынужден был согласиться с частью её утверждений. С сомнением осмотрев поверхность стола, на котором не было ни пылинки, он положил перед собой свою лопату.
— Итак, — продолжала Клавдия, — раз ты не голоден, то экскурсия в холодильник откладывается. Ещё у меня тут есть алхимическая лаборатория…
— О! — сказал Давид.
— …обсерватория…
— О!
— …и библиотека! — торжественно закончила она, упиваясь его восторгом.
Действительно, при упоминании библиотеки глаза Давида зажглись неподдельным интересом.
— Прости меня, пожалуйста, Клавдия… а туалет здесь есть? — запинаясь, спросил мальчик.
Хозяйка рассмеялась, вскочила и потащила его в один из боковых коридоров.
— Умыться тебе тоже не помешало бы, — сказала он, глядя на его испачканную физиономию. — И я одолжу тебе свою расчёску!
* * *
— «Общая массовая доля сухих веществ молока…» — внимательно читал этикетку человек в военной форме. — «Питательная ценность…»
Закончив, он вернул консервную банку визитёру.
— Неужели вы не можете подбить эту чёртову штуку, полковник? — негодовал Виктор, изредка потрясая кулаком в сторону неба.
— Во-первых, я подполковник, — поправил посетителя подполковник Капричин. — А во-вторых… вы знаете, что сталось лет сорок тому назад с зенитной батареей в пригороде Гифа, когда они попробовали выстрелить в такое вот облако?
* * *
Давид и Клавдия сидели на краю облака, свесив ноги, и смотрели вниз, на освещаемый закатным солнцем город. Впрочем, Давид больше поглядывал на свою новую приятельницу, которая красочно и забавно описывала, что происходит внизу. При его близорукости вместо города он видел лишь какой-то блин неприятного цвета. Клавдия же… на неё было ужасно приятно смотреть. И слушать. Она была весьма остроумна, а её смех звучал, словно серебряный колокольчик.
— Ты — идеальная, — вдруг рискнул признаться вслух Давид.
