Скрипач склонился над самым ухом девушки и, почти касаясь ее по-детски нежной кожи, повторил:
— Чего желаешь?
Лана беззвучно пошевелила губами, не в силах произнести сокровенное, но для скрипача этого было достаточно.
— Иди домой, ложись спать, все будет, — ласково сказал музыкант, проводя дрожащей рукой по ее локонам.
Лана повернулась, как безвольная, подвешенная на нитках марионетка и зашагала прочь. Скрипач долго глядел ей вслед, пока тонкая изящная фигурка не скрылась за углом улицы.
* * *
Улица совсем обезлюдела, но музыкант продолжал играть все так же самозабвенно. Не хватало лишь одной монеты, и он должен был получить ее сегодня до рассвета любым способом. Другой такой возможности еще долго не представится.
Скрипач почувствовал какое-то шевеление в конце улицы, мысленно уцепился за него, мгновенно меняя ритм и манеру игры. Теперь это была залихватская застольная мелодия, привлекающая именно такой тип людей.
Поздняя ночь не принадлежала безраздельно злым духам Преисподней. Были у нее и другие хозяева: лихой народ из грязных подворотен и темных оврагов на больших дорогах. Ночью не было нужды таиться в спасительной тени — та была повсюду. Разбойники и попрошайки, нищие и убогие, как ночные мотыльки, выныривали из узких переулков и глухих подвалов. Одна из них, оборвашка с огромным пузом, тяжело ступая отекшими ногами по брусчатой мостовой, заинтересованно приблизилась к музыканту. Уверившись, что простофиля ничего не видит, она запустила руку в соломенную шляпу. Но не успела она набрать пригоршню монет, как тысячи ледяных иголок впились ей в кожу. Воровка отшатнулась и подняла глаза. Музыкант насмешливо глядел на нее, крепко вцепившись ей в руку.
— Не хорошо красть у слепых, — сказал он, растягивая каждое слово, чтобы оно болью отдавалось внутри головы глупой женщины.
— Пусти! — истошно завизжала она. — Я позову Одноглазого Князя!
— Он тебе не поможет, — снисходительно ответил скрипач. — Если, конечно, он не князь самой Преисподней.
Осознав, в какую беду она попала, женщина взмолилась:
— Пусти, а? На сносях я. Ребенок не сегодня-завтра родиться должен. Его хоть пожалей.
— Чтобы ты утопила его в речке за городом, как утопила троих до него? — скептично заметил музыкант. — Чего ты на самом деле желаешь?
Воровка испуганно сглотнула. Слова вырвались сами против ее воли:
— Хочу, чтобы он не рождался.
И, пораженная, замолчала.
— Не рождался, не был, не существовал, — музыкант чеканил каждое слово. Казалось, он наслаждался звуком собственного голоса не меньше, чем музыкой волшебной скрипки. — А ведь это похоже на милосердие. Избавить невинное создание от нужды созерцать убожество этого мира, ничтожность собственной матери и переживать ужас насильственной смерти…
Скрипач вдруг скорчил гримасу.
— Ты мне не нравишься. Какой толк соблазнять того, в ком не осталось и капли добродетели? Лучше я исполню его желание.
Женщина непонимающе уставилась на него.
— Знаешь, чего желает нерожденное дитя? Появиться на свет… каким бы жестоким этот свет не был. Лишь тот, у кого жизни нет, знает ее истинную цену. Скоро ты тоже ее узнаешь.
Свободная рука скрипача легла на чумазое лицо оборванки. Та успела лишь приоткрыть рот в беззвучном крике. Плоть ее покрылась язвами, почернела и прахом развеялась в холодном предрассветном воздухе. На руках у скрипача остался новорожденный младенец с огненным хохолком на голове. Ребенок спал и сладко улыбался во сне, не ведая о свершившемся только что злодействе. Скрипач бережно укутал его в одело, появившееся будто бы из ниоткуда, и подошел к церкви. С нижней ступени он поднял пыльную монету, а на ее место положил ребенка.
Вернувшись к своей шляпе, скрипач собрал деньги, спрятал скрипку в футляр, хлопнул в ладоши и громко объявил:
— Что ж, партии розданы, актеры назначены. Самое время начать представление!
* * *
Тяжелая органная музыка переполняла просторную церковную залу настолько, что она казалась тесной. Хор высоких мальчишечьих голос вступал в поединок с музыкой за право услаждать слух прихожан. Ни одна из сторон не желала проигрывать, но, обессилев, непримиримые противники находили компромисс, сливаясь в одно целое и, наконец, наступала гармония. Но такие моменты были редки и приходились, как правило, на конец мессы.
Голова Ланы была повернута в сторону от хора. Взгляд ее потерянно блуждал по триптиху «Страшный суд», замирая на изображениях падших ангелов. Мысли тоже путались, перескакивали с одного на другое, рассеивались так, что девушка не могла уцепиться ни за одну из них. Вдруг на ее плечо легла рука. Лана вздрогнула от неожиданности и обернулась. Рядом стоял снисходительно улыбающийся священник. Только в этот миг девушка осознала, что месса закончилась, и прихожане начали расходиться, оставляя небольшие пожертвования у входа.
— Простите, святой отец, я задумалась, — поспешно извинилась Лана, смиренно целуя руку священника.
— Вам не за что извиняться, дитя мое, — ласково ответил он, но тут его перебил тощий мальчишка-хорист с босяцким именем Люк.
— Госпожа Лана, я так рад, что вы все-таки пришли… Правда, было здорово? — спросил он нетерпеливо.
— Правда, Люк, — усмехаясь, ответила девушка. — Гляди, я кое-что тебе принесла.
— Подарок? — глаза Люка удивленно расширились.
Лана протянула ему небольшой сверток, внутри которого находилась скрипка, сработанная лучшим мастером в городе. Тут же забыв обо всем на свете, мальчик начал увлеченно исследовать дорогой подарок.
— Какой чистый звук! — восхищенно восклицал он, наигрывая простенькие мелодии. — Удивительно!
Меж тем Лана снова повернулась к священнику.
— Это пожертвования для бедных, — тихо сказала она, протягивая ему пухлый кошель с деньгами.
— Вы как всегда слишком щедры, дитя мое.
— Но святой отец, разве можно быть слишком щедрым? — возразила девушка. — Ведь каждый христианин должен заботиться о ближних… Но не будем об этом. Я хотела узнать, говорили ли вы со священником из Неаполя? Он сможет устроить Люка в консерваторию?
— Думаю, да. У мальчика абсолютный слух. При должном старании его обязательно примут, особенно с таким покровителем, как вы, дитя мое.
Девушка просияла.
— Госпожа Лана, вот послушайте, — снова перебил священника хорист.
Мальчик глубоко вздохнул и закрыл глаза. Смычок легко заскользил по струнам. Лана неожиданно побледнела.
— Что это за мелодия? — испуганно спросила она.
Хорист недоуменно пожал плечами:
