Удовлетворенный спасением Страны, Кавинант принимает вызов судьбы и вновь становится прокаженным в своем собственном времени. Десять долгих лет он прожил в одиночестве и горьких воспоминаниях. И вот теперь начинаются “Вторые хроники Томаса Кавинанта”…
Услышав стук в дверь, Линден Эвери громко застонала. Ее мрачное настроение не предполагало никаких гостей. Она отчаянно нуждалась в холодном душе, уединении и возможности освоиться с нарочитой простотой своей новой квартиры.
Почти всю вторую половину дня, неестественно жаркого и удушливого для середины весны, она бродила по комнатам мезонина и перетаскивала из старого седана картонные коробки с книгами, панели разобранных шкафов и скудную утварь несостоявшейся хозяйки. Ей приходилось поднимать эти тяжести по наружной лестнице старого деревянного дома, который прятался среди сорняков, как уродливая жаба, страдавшая ревматизмом. Когда она впервые открыла дверь арендованной госпиталем квартиры, ее встретили три пустые комнаты, ободранный пол с облупившейся бежевой краской, неряшливо-желтые стены ванной, запах ветхой старины, граничивший с запустением, и обрывок газеты, который, скорее всего, просунули под дверь. Тремя толстыми красными полосами, словно кровью или губной помадой, на газете был нарисован треугольник, внутри которого виднелись два слова “ИИСУС СПАСЕТ”.
Взглянув на надпись, Линден скомкала обрывок и рассеянно положила его в карман. Она давно уже не верила в совпадение, и ей больше не требовалось дармовых услуг.
Однако записка, в сочетании с утомительной переноской тяжестей и гнетущей атмосферой дома, вконец испортила ее настроение. Линден почувствовала себя опасной для общества и особенно для непрошенных гостей Пустые комнаты напоминали ей дом родителей. В глубине души она ненавидела это помещение, но за неимением выбора принимала его как испытание судьбы. Она одобряла и проклинала подобное существование – в полном соответствии с хронической нехваткой денег.
Не имея собственного жилья, Линден искала работу в госпитале, который мог бы обеспечить ее служебной квартирой. Получив официальное предложение, она приехала в этот маленький захолустный городок, до безумия схожий с поселка м, где появились на свет и умерли ее родители. Линден исполнилось только тридцать, но она уже поставила на себе крест как на вредной, некрасивой и старой деве. Ее жизнь казалась чередой огорчений: в восемь лет она потеряла отца, в пятнадцать – мать, потом – три бессмысленных года в сиротском приюте Закончив колледж, она училась на медицинском факультете, а затем работала терапевтом и специализировалась в семейной практике. Насколько Линден помнила себя, она всегда оставалась одинокой – всегда; и этот образ жизни укоренился в ней, как злокачественная опухоль. Ее две или три любовные связи больше походили на эксперименты в физиологии или гигиенические упражнения. Во всяком случае, они не оставили в ее памяти глубокого следа. Поэтому теперь, оценивая свою жизнь, Линден видела только строгость и последствия былой жестокости.
Напряженная работа и сжатые в кулак эмоции не отразились на изящной женственности ее тела и красоте лица. Светло-русые волосы, доходившие до плеч, по-прежнему сохраняли свежий и прекрасный блеск. Бесконечные переезды и заботы о пропитании не затуманили ее глаз мрачноватой пеленой усталого раздражения, но морщинки, вызванные страданиями и постоянной хмуростью, уже наметили свой путь над тонкой переносицей и в уголках нежного рта, созданного для чего-то более щедрого, чем та жизнь, которую она вела. Ее некогда звонкий голос, казалось, теперь больше подходил для сбора данных, чем для живого общения.
Тем не менее Линден знала, как быть выше плохого настроения и одиночества. Непростая жизнь научила ее верить в собственные силы. Избрав профессию врача, она не раз спасала людей от смерти и знала, как нести бремя судьбы.
Услышав стук, Линден громко застонала. Но потом, пригладив взъерошенные эмоции и легкое платье с пятнами пота, направилась к двери.
На лестничной площадке стоял Джулиус Биренфорд, глава администрации областного госпиталя. Этот коренастый пожилой человек предложил ей работу в амбулатории неотложной помощи – довольно необычная должность для семейного врача. В более крупном госпитале такое назначение считалось бы невозможным, но местная клиника обслуживала фермеров и жителей холмов. Население городка и его окрестностей хранило верность традициям двадцатилетней давности, поэтому доктору Биренфорду требовался специалист широкого профиля.
Макушка его головы находилась на уровне ее глаз, и, судя по всему, возраст доктора приближался к шестидесяти. Округлая выпуклость живота совершенно не соответствовала виду его коротких и тонких рук. Он производил впечатление больного человека с нарушенным пищеварением и, очевидно, не отказывал себе в таких маленьких удовольствиях, как плотные завтрак, обед и ужин. Пригладив седые усы, Биренфорд улыбнулся. Мешки под его глазами покрылись маленькими морщинками.
– Доктор Эвери, – сказал он, переводя дух после тяжелого подъема на лестничную площадку.
– О, доктор Биренфорд! – Ей хотелось захлопнуть дверь перед его носом. Но она отступила в сторону и скромно произнесла:
– Входите.
Пройдя в пустую гостиную, доктор осмотрелся и торопливо направился к стулу.
– Значит, начинаете въезжать, – заметил он. – Тогда позвольте поздравить вас с новосельем. Надеюсь, вам кто-нибудь помог затаскивать сюда эти вещи.
Она села напротив него и учтиво выпрямилась, словно беседа носила официальный характер.
– Нет. Пришлось все делать самой. – А кого она могла попросить о помощи?
Доктор Биренфорд начал было по-дружески укорять ее, но Линден небрежно махнула рукой.
– Нет проблем. Я к этому уже привыкла.
– И очень плохо! К таким вещам привыкать не надо. – Взглянув на нее, он неодобрительно покачал головой. – Вы приехали к нам по рекомендации солидного медицинского учреждения, и вашу работу оценили выше всех похвал. Я думаю, вы могли бы ожидать от нас какой-то помощи.., хотя бы по части-переноски мебели.
Его тон был наполовину шутливым, но она чувствовала серьезность вопроса, повисшего в воздухе, – вопроса, который уже не раз возникал во время их ознакомительных бесед. Однажды Биренфорд напрямую спросил ее, почему она, имея такие прекрасные рекомендации, согласилась на работу в захолустном госпитале. Его не устраивали поверхностные ответы, которые она заготовила для собеседования, и ей пришлось выложить кое-какие факты. “Мои родители жили почти в таком же городке, как этот, – сказала она ему в тот раз. – Они едва дотянули до пятидесяти. Если бы за ними присматривал хороший семейный врач, они и сейчас могли бы радоваться жизни”.
