- Гарри, - Тонкс явно была шокирована тоном юноши, но тот даже не пытался извиниться, а просто развернулся и вошел в вагон, тем более поезд отправлялся через семь минут. Оказалось, что купе его друзья уже заняли. Гарри видел, что Гермиона на него обижена, но ничего не мог поделать со своим раздражением, которое выплескивалось через край с каждым их новым словом. Юноша не думал, что отсутствие новостей от друзей настолько сильно его задело.
- Гарри, ты на нас обижаешься? - спросила Джинни, до которой вдруг дошла причина настроения друга. И друга ли?
- За что? - к сожалению, вместо удивления в голосе просквозил очень сильный сарказм. Оба Уизли и Гермиона несколько ошеломленно на него уставились.
- Эй, друг, ты чего? - не понял Рон.
- Ты это потому, что мы тебе не писали? - Гермиона сжала губы в тонкую линию. Гарри отвернулся от них и уставился в окно. Ему совсем не хотелось сейчас разговаривать, поскольку чувствовал, что еще чуть-чуть, и он наговорит друзьям много того, о чем крупно пожалеет.
- Ладно, я пойду к своим, - немного растеряно произнесла Джинни, бросая на Гарри непонимающие взгляды.
- Рон, нам нужно на собрание старост, - потянула за собой рыжего парня Гермиона. Через секунду Гарри остался один. Его мысли снова вернулись к раздумьям, которым он посвятил два с половиной месяца лета.
Вся его жизнь была одним большим знаком вопроса. Сначала его на десять лет заперли с родственниками, которым он был не только не нужен, они были бы счастливы вообще не знать о его существовании. Он вырос в чулане метр на полтора, исполняя при своих родственниках роль раба. А потом пришло неожиданное известие: он - волшебник. Этим летом он впервые задумался над вопросом, почему за все десять лет никто ни разу не явился в их дом или даже просто взглянуть на него со стороны? Или же они все знали? Все было так задумано? Его жизнь расписали как по нотам? Чем больше он размышлял, тем меньше ему все нравилось. Каждое воспоминание сначала вызывало на лице улыбку, затем грусть, потом друг за другом шли тревога, осознание и горечь, и, наконец, приходил гнев. Гарри вспоминал свои ощущения за лето и теперь, глядя невидящим взором в окно купе, заново все переживал. Ему все больше переставало нравиться то, к чему он приходил в ходе своих размышлений. Что же такое происходило с его жизнью? Перед его мысленным взором стояли Дамблдор, весь прошлый год его избегавший; Гермиона, постоянно к чему-то его подталкивающая; Рон, изошедший от ревности к его славе, которая Гарри была не нужна; Снейп, обучающий его окклюменции каким-то изуверским способом, и многие другие. Что же все это значило? Как разобраться, где правда, а где ложь? Десять лет жизни в персональном аду в качестве личного раба для Дурслей-старших, боксерской груши для Дадли, козлом отпущения во всех мыслимых и немыслимых грехах и так далее и тому подобное не сделали его ожесточенным тогда, но что-то же заставляет его теперь чувствовать себя иначе, постоянно раздражаться. Гнев, пусть и сдерживаемый, стал постоянным его спутником. Он не стал озлобленным, трудным подростком с «неискоренимыми криминальными наклонностями», он остался наивным, смущающимся, доверчивым мальчиком. Десять лет он не знал правды о себе, слыша лишь оскорбления в свой адрес и в адрес родителей, которых и не знал вообще-то. Почему Дамблдор решил, что ему не надо знать о магии, о своей семье? И почему его отдали именно Дурслям? Многое случилось этим летом. Одним из событий стало известие о том, что Дурсли не были его опекунами по закону. Оказывается, они должны были пройти специальную процедуру опекунства. Интересное получилось дело. В реальности никогда не существовало Гарри Поттера, опекунами которого были Дурсли. И как это понимать? И кто тогда его опекун, если не в маггловском, то хотя бы в магическом мире? А в том, что он у него есть, он не сомневался. Мысли текли дальше, все больше укрепляя его в понимании того, что он стал чьей-то игрушкой, которую изрядно поломали, но все же, она пока еще та, с которой можно поиграть и дальше. До тех пор, пока она не сломается окончательно.
Гарри тряхнул головой, но мысли бежали дальше, снова и снова вытаскивая наружу его воспоминания и размышления. Как он узнал, что Дурсли содержат его незаконно? Случайность, досадная для родственников, но случайность. Дурсли хотели взять какой-то кредит в банке, а сотрудник банка жила с ними на одной улице. Гарри как раз вернулся с улицы и замер, услышав обсуждение вопроса. Дурслям необходимо было заполнить какие-то анкеты, вот тут-то и был задан вопрос о Гарри. Женщина сказала, что наличие у них подопечного сироты очень даже хорошо сыграет им на руку, создаст прекрасную репутацию. Когда женщина ушла, тетка заметалась, говоря, что у них нет документов на опеку, и нигде не значиться, что этот мальчишка находится у них по закону. Дурсли понимали, что теряют выгоду. К сожалению, дядя его заметил. Это был первый и последний раз за лето, когда его ударили и заперли. Он выслушал огромное количество грязи, которое на него вылили тетка с дядей. Новость заставила задуматься и очень серьезно.
Эти пять лет, окинутые новым взглядом, вызвали у Гарри желание немедленно залезть в ванну и драить кожу, словно он не мылся все эти годы. Почему он только сейчас стал чувствовать фальшь? Он вспоминал каждое событие, раскладывал его на составляющие. И чем чаще это делал, тем отчетливее чувствовал неискренность сказанных ему слов, наигранность ситуаций, в которых оказывался за эти пять лет. Одна такая игра стоила ему Сириуса.
Гарри снова вздохнул, отрываясь от своих горьких и мрачных раздумий. Он принял решение, которое должно было расставить все на свои места - он решил поговорить со всеми действующими лицами. Ему необходимо было удостовериться в своих выводах или же наоборот их опровергнуть. Надежда всегда умирает последней, а у него, похоже, осталась только она.
Поезд начал медленно снижать скорость. Гарри недоуменно посмотрел на двери купе: «Что такое? Малфой решил не следовать своей традиции?» Юноша переоделся в мантию и стал ждать окончательной остановки поезда. Из вагона он вышел одним из последних. Он сразу заметил своих друзей у одной из карет. Первой мыслью было ретироваться и сесть с кем-нибудь другим, но он ее поборол.
- Ты уже пришел в себя? - поинтересовалась Гермиона, но таким тоном, словно он ее облил грязью и теперь по гроб жизни должен извиняться. Гарри промолчал, из чего был сделан вывод, что он все еще не в хорошем расположении духа.
Гарри молчал весь путь, отстраненно глядя в окно. Он также пропустил мимо ушей все распределение, речь директора и пир. Его тарелка так и осталась пустой. Если кто и заметил такую странность, то промолчал. Возможно, Рон и хотел с ним поговорить, но когда он разобрался со своими обязанностями, Гарри уже лежал в кровати за закрытым пологом.
