Наконец, найдя будильник, который был спрятан в ворохе тряпья, являющегося моей одеждой, я пошел умываться. Под струями горячего душа постепенно приходил в себя. Душ — это единственное средство, которое заставляло меня прийти в себя после сна. Пробыв в душе буквально минут десять, я вышел оттуда уже бодрый и с диким аппетитом. Пройдя в кухню, первое, что я заметил, так это умопомрачительной высоты гору посуды. Ох, нелегка жизнь холостяка…. Хоть и не сказать, что я был страшным, но девушки на меня абсолютно не хотели смотреть. А все из-за некоторых странностей моего тела. Ну, или я думаю, что тела, а там кто его знает… Подумаешь, тени не отбрасываю, подумаешь, пятно родимое на всю грудь в виде паутины серого цвета. С некоторыми и похуже вещи бывают. Особенно с теми, кто решал шутить с магами. С такими бедолагами могло случиться чего похуже, чем невинные шалости моего организма. Я уже на них перестал обращать внимания. Мои немногочисленные друзья, кстати, тоже. Как я уже заметил, друзей у меня немного. Некоторым не нравилось, что я человек без рода и имени, некоторые боялись моих милых странностей. Но люди всегда боятся того, чего не понимают. А меня мало кто понимал.
В моем животе требовательно заурчало, и я решил, что займусь самобичеванием позже. Не скажу, что не умею готовить, но мне всегда это делать лень. Наскоро приготовив и почти тут же проглотив этот поздний завтрак, состоявший из двух яиц и куска мяса, я пошел одеваться. Часы показывали без четверти полночь, и мне пришлось поспешить, чтобы не опоздать на работу. Я быстро оделся в довольно удобные серые бриджи с многочисленными карманчиками для оружия и мелкой утвари и серую рубаху. Я совершенно не признаю ярких цветов, и это не потому, что они мне не нравятся, просто от длительного созерцания чего-то яркого у меня начинала зудеть моя «паутинка». Еще одна странность, но про нее я предпочитал не рассказывать, а то еще подумают, что пора мне выписывать путевку в больницу с таким контингентом, что на их фоне мои шалости — просто детский лепет. Пока я не представлял себя героем давно отшумевших войн, да и голос в моей голове я насчитал только один. Если кто не понял, то это был мой голос. Надев пояс, на котором висела рапира и с которой я, кстати говоря, неплохо обращался, и маленький арбалет со складывающимися частями так, что получался довольно удобный продолговатый предмет размером с локоть. Это инженерное чудо наших мастеров мне подарил мой лучший друг Сезофф на мой законный двадцать первый день рождения. Он был сыном мелкого купца, но все же довольно обеспеченного человека, поэтому такую вещь мог себе позволить, не особо напрягаясь. Сезофф также был известен под прозвищем Сладкий. Я его так прозвал из-за того, что противоположный пол к нему просто прилипал. Вскоре его уже так называли почти все наши общие знакомые. Хоть ему это не сильно нравилось, но все же он смирился и стал постоянно подшучивать насчет своего странного прозвища.
Итак, полностью экипировавшись, я вышел на ночные улицы нашей славной столицы!
* * *
На улице мне в лицо сразу же подул прохладный ветерок. Хотя сейчас и была середина лета, однако ночи выдались достаточно прохладные. Везде стелился мягкий, глушащий все звуки, обволакивающий туман. Слава богам, от того места, где я проживаю, до моей работы не больше десяти минут. Но все это время мне придется идти почти в кромешной тьме. Власти не позаботились поставить фонари в таком часто посещаемом и многолюдном районе — рядом с тюрьмой. А свет двух наших лун и звезд не проникал в узкие улочки из-за тесно стоящих домов. Про «часто посещаемый район» я откровенно врал. Рядом с тюрьмой чаще всего ошивались не почтенные граждане, а всякие темные и опасные личности, поэтому я всегда вооружался как на войну. Вообще наш город довольно спокойный, не считая стычек спесивого дворянства и преступников. Одни готовы рубить головы за мнимое оскорбление их рода и чести, другие же — сделать загулявшему прохожему улыбку от уха до уха всего лишь за пару медяков. Естественно, это неприятное событие оплачивала жертва. Достав арбалет и зарядив его ослепляющей «пугалкой»[4], я направился к своему месту роботы. Как ни странно, но все было тихо, даже обычные для этого времени пьяницы куда-то запропастились. Но именно эта тишина меня и пугала. Однако, одна мысль вселяла некую уверенность. Почти все разбойники — это «забракованные» военные по причине слабой физической развитости или каких-то других недугов. Поодиночке они могли представить опасность лишь вусмерть пьяным либо безоружным. Я не подпадал ни под один из этих критерией, но все же кое-что меня настораживало. Понимая такое положение дел, романтики ножа и топора всегда ходили группами по три-четыре человека. Пока все эти мысли проносились у меня в голове, позади себя я расслышал какой-то непонятный, еле слышимый шум. Будь я не я, уверен, что ничего бы не услышал. Туман отлично глушил все звуки. Но сколько себя помню, у меня всегда был отличный слух и зрение — хоть чем-то моя физиология меня могла порадовать. Звук был похож на скрежет металла по камню. Недолго думая, я нырнул в ближайший густой мрак. Грудь тут же начала зудеть. Ну, ничего, небольшой приступ чесотки намного лучше, чем кинжал под ребра, могу и потерпеть. Через несколько секунд на рваный кусок освещенной площадки вышли трое людей с насквозь уголовными рожами. Их крайняя небритость только подчеркивала окружающий их ореол разбойников. Все они были одинаково одеты в мешковатые штаны и безрукавки из грубо выделанной кожи и отличались лишь оружием. У самого дальнего от меня в руках была праща, очень сильно похожая на обычный кожаный ремень. На бедре у него висел мешочек со снарядами для его нехитрого орудия. Один из них он нервно подкидывал в руке. У среднего и самого щуплого из разбойников были парные даги величиной приблизительно в полтора локтя, на поясе у него болталась петля аркана. Ближний же, похоже, являющийся их главарем, был вооружен двуручной секирой. Оружие, конечно, ему под стать, но в узком переулке им особо не размахнешься, но и не увернешься, если размахнуться все-таки получится. Поэтому я слился с мраком и стал ждать.
— Где же этот щегол в сером делся? — На удивление тонким для своей комплекции голосом произнес здоровяк.
— Полминуты назад он был тут, — с показной ленцой ответил обладатель даг. Его шарящие вокруг глаза выдавали его полностью.
— Не мог же он раствориться! — нервозно сказал третий.
— А если он не растворился, — поддержал его здоровяк, — то значит где-то спрятался! Дааа… Мыслительные процессы у них явно не были привычным видом деятельности. Тем временем они закончили свой краткий диалог и стали слушать окружавшую нас ночь. Ха! Слушайте, слушайте. Я мог простоять не шевелясь и практически не дыша еще два часа. А окружавший нас туман мог поглотить и гораздо более громкие звуки, чем дыхание. Вот только эта моя проклятая родинка все никак не успокоится… Думаю, если я ее немного почешу, то ничего не случится… Ведь так? Я осторожно, не делая никаких лишних движений, почесал свою грудь через одежду… Фуууу… Как же все-таки это приятно… Производя все эти нехитрые действия, я не переставал наблюдать за стоящей невдалеке от меня троицей. Обладатели пращи и даг развели бурный спор об интеллектуальных способностях друг друга и почему-то никак не могли прийти к соглашению. Здоровяк же, кажется, не слушал их и, мало того, внимательно смотрел в ту сторону, где я нашел приют. Неужели он заметил меня? Нет, в такой темноте меня никто не должен был заметить, даже стоя на расстоянии вытянутой руки… Но главарь все никак не сводил с моего места взгляд. Червяк сомнения продолжал грызть меня, и я уже был готов достать арбалет из чехла и стрельнуть «пугалкой». Но тут он заговорил со своими компаньонами.
