— Убедились? — Оружие вновь смотрело на него.
— Что вам надо? — агрессивно спросил убедившийся Николай и закрыл живот ведром. Рыба, будучи мало расположенной к тому, чтоб служить преградой для выпущенной с малого расстояния пули пятидесятого калибра, забилась куда как бойко.
— Побеседовать.
— Ну, беседуйте, — разрешил Коперник. — Только представьтесь для начала. И пушку свою уберите. У меня аллергия на пороховой дым, — добавил он для весу.
* * *
Почва возле реки была глинистая, влажная. Николай поскользнулся и чуть не загремел со своим ведром и книжицей в воду. Благодарить за то, что все-таки не загремел, следовало даму в шинели: она на удивление проворно сгребла конструктора за шкирку и удержала в вертикальном положении. Он буркнул «блгдрю» и полез в лодку.
— На весла, — сказала дама.
— Послушайте, сударыня, вы обещали побеседовать, а сами…
— На весла! — повторила она твердо и сделала то, от чего Николая бросило в дрожь больше, чем от демонстрации «магнума»-пятьдесят. Облизнулась.
Язык у нее оказался острым, раздвоенным и — флюоресцирующим. Бледно, еле заметно светился зеленовато-голубым. То есть Коперник и раньше отмечал, что рот дамы в шинели подозрительно подсвечен, но относил это дело на счет какой-нибудь особо модной помады.
— Да вы кто такая?! — взвизгнул он, совершенно позорно пустив петуха.
— За работу, Николай, — вместо ответа скомандовала дама, усаживаясь напротив, и вновь облизнулась. Было абсолютно непонятно, как она умудряется разборчиво и без дефектов разговаривать, имея такой язык. — Ставьте ведро, выгребайте на стрежень — и по течению.
«На стрежень, ясно вам?! — подумал конструктор с негодованием. — На простор речной волны! Ну и кто в таком случае из нас красавица-княжна, кандидат на утреннее купание? Готов биться об заклад на квартальную премию, уж точно не дама с пальцем на „собачке“ кольта».
— Никуда не поплывем, пока не объясните, что вам от меня надо! — отчаянно заявил он и сложил руки на груди, демонстрируя бесстрашие и независимость.
Отставленное ведро, хоть Николай и прижал его коленом к борту, тут же брякнулось набок. Тряпка развязалась, рыба рассыпалась по всей лодке. Женщина (или не женщина, с такой-то анатомией) небрежно подхватила голавлика поменьше и сунула в рот. Сырого. Почти не жуя, проглотила, сполоснула пальцы в воде, взвела револьверный курок и сказала задушевно:
— Живо греби, чучело.
* * *
Орали дурными голосами лягушки. То там, то тут лениво всплескивалась крупная рыба. Пели голосами кастратов комары. Всепоглощающая очевидность июньской ночи властвовала над рекой.
Веслами Николай двигал теперь только для проформы — лодку несло течением. Луна, поднявшись выше и приобретя обычный вид и цвет, больше не будила в нем скверных предчувствий. Теперь на роль вестницы грядущих бед имелась кандидатура и посерьезней — да и поближе, — чем какое-то там небесное тело.
Ночь на реке при ясном небе и полной луне вовсе не так темна, как в каком-нибудь городском парке или дворе. Света Копернику вполне доставало, чтоб рассмотреть спутницу внимательней. Чем он и занялся со всей пытливостью, свойственной его возрасту и профессии.
Особой она оказалась вполне симпатичной, хоть и проглядывало в чертах ее лица что-то странное, какая-то трудноуловимая диспропорция. Больше всего дама походила, пожалуй, на негритянку с качественно выбеленной кожей и более индейским, нежели африканским носом. Беличьи ушки, возможно, и не были бутафорскими — двигались они, во всяком случае, совершенно как настоящие. К сожалению, женщина так и не сняла папахи, отчего Николай не имел возможности увидеть ее волос; да и глаз, по правде говоря. Копернику почему-то представлялось, что радужка у нее желтая, а зрачки вертикальные. Когда, накушавшись рыбки, женщина сладко потянулась, сделалось видно, что с фигурой у нее дела обстоят просто замечательно. Этого не смогла скрыть даже лохматая шинель.
— И все-таки, — с некоторой игривостью спросил конструктор, надеясь, что сытость и полная романтизма обстановка (ночь, лодочка, луна, привлекательный спутник) заставят спутницу стать общительней. — Что за спектакль вы разыгрываете, мадам? Кто вы такая, в какие места меня конвоируете и зачем? Может быть, пора приоткрыть завесу тайны над нашим загадочным путешествием?
Женщина расстегнула верхние пуговицы шинели (черт возьми! — восхищенно подумал Николай), откинулась спиной на высокую корму лодки и сказала, скорей утверждая, чем спрашивая:
— Вы Николай Коперник, двадцати шести лет, разведенный, образование незаконченное высшее, конструктор механических передач, узлов и агрегатов. Правильно?
Николай кивнул, не отводя завороженного взгляда от груди спутницы. Под шинелью у нее ничего не было, кроме облегающего прозрачного одеяния, украшенного еле заметным рисунком. Рисунок был выполнен легкими мазками и изображал чешую.
А может, это и была чешуя. Тот сосок, который Коперник видел целиком, был очень темным и — напряженным.
Черт возьми! — подумал он снова.
Вряд ли любопытство Коперника смущало спутницу. Во всяком случае, заинтересованные взоры конструктора ничуть не мешали ей продолжать допрос:
— Книга, которую вы сегодня случайно обнаружили, называется «Полный перечень констант Власти», — так?
Николай вновь кивнул, но уже менее рассеянно. Во-первых, она наконец-то заговорила о конкретных вещах. А во-вторых, переменила позу, и отвороты шинели запахнулись, скрыв зрелище, страшно мешавшее ему сосредоточиться.
— Раз так, то вы именно тот, кто мне нужен, — подытожила она. — Табаньте влево, Николай, иначе мы налетим на остров.
— Исчерпывающее объяснение, — съязвил Коперник, старательно работая веслом.
Она пожала плечиком с эполетом.
— Ну да ладно, — сказал он. — Хотя любопытно, что мне будет, если я вышвырну книжку за борт?
— Придется пристрелить, наверное. Без книги вы для меня бесполезны.
— Блин! — сказал конструктор с горечью. — Блин, ну дурацкая же ситуация. Детский сад, ей-богу. Что во мне ценного? Имя с фамилией? Что ценного в этой поганой книжонке? Редкая разновидность плесени?
— Представления не имею, — равнодушно сказала дама.
— Так уж и не имеете?
— Ну, хорошо, имею. Однако вам сообщать не уполномочена. Зато если привезу вас, куда приказано — и обязательно с книжонкой, — с меня спишут обвинения в очень серьезном проступке. В преступлении. Считаю, причина более чем достаточная.
Николай кивнул:
— О да! А если не привезете?
Женщина выразительно провела стволом револьвера по горлу. Коперник нервно облизнулся.
