— Зинка, это ты? Будешь знать, как на нас ябедничать! Дерево-Боров пошевелилось, вынуло из земли одну ногу и встало на пол, за голыми, грязными ступнями потянулись длинные корневые отростки.
— Так-так! Чупиков и Лямкин, конечно же это вы! Кто ещё мог додуматься до такой гадости! От звуков нового Боровиковского голоса друзья непроизвольно отпрянули назад.
— Чубчик, а почему она говорит прямо, как наша Швабра?
— В смысле, у Зинки внутри Борова голос получается, как у нашей классной дамы?
— Да какая она тебе дама — Швабра, и всё этим сказано! А голос — один в один!
— Как мило, сначала превратили не пойми во что, а теперь обзывают, — ехидно сказал Боровиков, вернее, произносил-то слова Мишка, но вот фразы и интонации принадлежали явно не ему, а чьей-то другой магической субстанции души, которая сейчас и находилась в его теле, и это точно была не Зинка! — Всякое случалось, но таких гадостей за долгую карьеру со мной ещё никто не вытворял, вы — первые, только я бы на вашем месте не торопилась этим гордиться.
Говорят, что бить учеников не педагогично, но ведь я сейчас не ваш преподаватель, а, вроде как, одноклассник? Так что без обид, деточки! Это вам за «швабру», это за то, что «не дама», а это за вашу дурацкую выдумку — посадить меня в чужое тело! Тонкие, упругие ветки, торчащие из рук Боровикова, хлестанули Лямкина и Чупикова, от испуга и боли неудавшиеся колдуны выскочили в коридор и бросились бежать, но Швабра, проявив удивительную прыткость в новом теле, кинулась за ними, подгоняя точными ударами и приговаривая:
— Думаю, что идея вырастить из Боровикова фикус тоже принадлежит вам? За это последует отдельное наказание, можете не сомневаться! Вы у меня на своей шкуре испытаете — каково превращаться в зверей, растения и предметы! Погоня по коридорам и лестницам внезапно закончилась в карцере.
Боровиков, а вернее Швабра, находящаяся в его теле, закрыла снаружи дверь на засов, оставив друзей в холодном, сыром подвале. Только когда звуки шагов исчезли за поворотом, у неудавшихся мстителей появилась возможность перевести дух.
— Чубчик, ты же всё знаешь, с какого перепуга в Борова вселилась наша Швабра?
— Спроси что попроще, я сам ничего не понимаю. Может, она выследила, что мы колдуем, вот и припёрлась в самый неподходящий момент? Давай дождёмся, когда нас выпустят, а то я не уверен, что нас здесь не подслушивают.
Через час дверь каземата открылась, и уже настоящая Швабра затолкала в карцер Боровикова. Никаких следов листочков и веток на нём и в помине не осталось, только один палец оказался забинтованным, тот, с которого Лямкин пытался срезать веточку.
Причём, бывший клён вовсе не выглядел удручённым, он дождался, когда Швабра уйдёт и начал восхищаться:
— Вот это я понимаю — приключение! Сначала мне приснился сон, что я стал деревом и расту в таком большом цветочном горшке, потом превратился в училку. А когда совсем проснулся, то вижу — лежу на столе, в препараторской, привязанный ремнями, и рядом наша классная стоит и почём зря на вас ругается! Только я не понял, а за что нас сюда посадили? Я проспал что-то интересное? Друзья переглянулись, и Чупиков прошептал:
— Ага, так и есть, проспал. Только, рассказать мы тебе ничего не сможем — тайна! Если классная дама разрешит, то скажем, а так — не обижайся, магическая клятва, двенадцатая ступень.
— Какая? — удивился Боровиков. — Их же всего только семь существует?
— А выше седьмой — они все секретные, их даже в академии у нас не изучают.
— Аааа, понятно. Жаль, что нельзя рассказывать. Но я и так доволен, во-первых, узнал, что наша классная дама не такой уж и плохой человек, а во-вторых, оказывается, так интересно быть деревом! Когда почки раскрываются и листочки растут — это такое удовольствие! Я вот, наверное, теперь стану ботанику изучать. То ведь, у меня всё никак со специализацией не определялось, а сейчас — прямо прозрение пришло!
— Боров, будь человеком, заткнись! — не выдержал Лямкин. — Тут и без тебя тошно, а слушать твои разглагольствования — никаких сил нет!
— Да я что, всё понимаю. Могу и помолчать, — ответил Боровиков и улёгся спать прямо на грязный пол карцера.
Лямкин же с Чупиковым уселись возле стены на корточки, но заснуть им так и не удалось, а под утро пришла Швабра и отвела всех троих пленников в свой кабинет.
— Так вот, господа хорошие, надеюсь вы понимаете, что степень наказания будет напрямую зависеть от вашего молчания? Вернее даже так, неделю вы отработаете со шваброй в руках по любому. А вот вторая, самая суровая часть экзекуции останется нереализованной, но будет применена ко всем троим, если хоть одна живая душа хоть что-нибудь узнает о случившимся. Надеюсь, это ясно? Вся троица дружно закивала головами.
— А теперь быстро отвечайте: что вы собирались сделать?
— Зинку наказать, — вздохнул Чупиков.
— За то, что ябедничала на нас, — добавил Лямкин.
— А Вас заколдовывать у нас даже и в мыслях не было.
— Сами удивляемся — как такое получилось? Классная дама как-то совсем по-иезуитски усмехнулась:
— Я так понимаю, что Боровиков здесь вообще не причём?
— Что-то вроде того.
— Миша, пожалуйста, выйди за дверь и подожди ребят там, — велела Швабра, а когда Боров вышел, продолжила, — а вам, исключительно из академического интереса и ради повторения материала, скажу.
Исключение номер тридцать семь: можно перепутать фантом жизненной субстанции человека с фантомом субъекта его сна.
— То есть, когда кто-то видит сон, что он стал другим человеком? — удивился Чубчик.
— Именно так, Лёша. Ты ведь это знал, но применить-то забыл?
— А кто кому снился? — не понял Лямкин.
— Чего тут непонятного, — возмутилась Швабра, — мне снился сон, что я стала маленькой девочкой, такой, как ваша одноклассница Зина.
— Как Зинка-ябеда? Так она же противная! Как может такой сон присниться?
— А вот об этом, Витя, мы поговорим лет через пять, когда вы все поймёте, что Зина была самой красивой и умной девочкой из вашего класса, и поголовно начнёте в неё влюбляться! Этот вопрос закрыт, теперь дальше. Откуда на теле Боровикова появилась древесная растительность?
— Не знаем!
— Честное слово!
— Первый раз делали всё так же, а она вдруг как начнёт расти, прямо на глазах!
— Он сам в кадку залез, сначала у него зелёные прыщи повыскакивали, а потом и листья полезли. Швабра пристально посмотрела на заговорщиков:
— Ладно, но если я узнаю что-то другое, то разговор будет короткий!
Когда друзья вышли из кабинета и отошли уже достаточно далеко, Лямкин начал возмущаться:
