изменить годам». Так говорила она, а потом слова утонули в слезах, и я был повергнут в стыд и побледнел от тоски. Потом я выскользнул из своего логова, только одна девица молвила, что это кролик шевельнулся в зеленой изгороди, а другая – что это, мол, черный дрозд перепорхнул в чаще. Поймите же, что поиски мои начинаются снова – посреди охватившего меня переплетения лжи.
Глава XIV. Холблит вновь разговаривает с Королем
Окончив говорить, он встал и поднялся, как человек, готовый к дороге; но провожатые не шевельнулись в унынии и смущении, и не было у них подходящих слов. Морской Орел жалел своего спутника, так и не обретшего счастья, жалел и за то, что он так горюет. Деве же и в голову прийти не могло, что этот поход не приведет доброго Копейщика к счастью. Однако по прошествии некоторого времени она заговорила снова:
– Дорогие друзья, день кончился, и ночь рядом. Ночевать в этом доме теперь неуместно, а предшествующий остался позади нас – слишком далеко для утомленных путников. Но за этой чащей есть хорошенькая лужайка – возле заводи, где мы сможем искупаться утром; она покрыта травой и цветами, укрыта от всех ветров, а я прихватила с собой достаточно пищи. Поужинаем и отдохнем под открытым небом, как нередко бывает с нами, жителями этой земли; завтра же утром восстанем и вернемся к опушке, где обитает Король, и ты вновь поговоришь с ним, о Копейщик.
Рек Холблит:
– Веди меня куда хочешь, теперь мне все безразлично. Я стал пленником в мире лжи и, скорее всего, паду жертвой предательства и умру, не изведав счастья.
– Успокойся и не говори больше таких слов, – сказала она, – иначе мне придется бежать от тебя, потому что они весьма ранят меня. Пойдем же в это приятное место.
Она взяла Холблита за руку и ласково поглядела на него, а Морской Орел последовал за ними, негромко напевая старинную песню жнецов; так шли они тропкой сквозь густые заросли боярышника, пока не оказались на лужайке. Там все трое сели у заводи, ели и пили, кто что пожелает; наконец ущербный месяц ярко загорелся у них над головами. Холблит не обнаруживал никаких признаков довольства, но Морской Орел и подруга его снова развеселились; они щебетали и пели как осенние скворцы, не забывая о поцелуях и любовных ласках.
Итак, наконец оба они уснули среди цветов в объятиях друг друга; но Холблит видел, что ему не до сна; он лег, но не мог уснуть до самого утра, когда дремота и перепутавшиеся сны наконец овладели им.
От сна его пробудила явившаяся от реки девица, свежая и розовая.
– Подымайся же, Копейщик, – сказала она, – чтобы мы могли порадоваться солнцу, ибо высоко поднялось оно на небо и вся земля улыбается ему в ответ.
Глаза ее блестели, члены так и ходили под платьем, словно бы она готова была немедленно пуститься в пляс. Но Холблит устало поднялся и не ответил ей улыбкой; продравшись сквозь чащу к воде, он смыл ночную дремоту и вернулся к парочке, уже веселившейся за завтраком. Он не стал садиться возле них, а стоя съел кусок хлеба и проговорил:
– Скажите, как мне побыстрей отыскать Короля. Я прошу вас не сопутствовать мне; позвольте совершить весь путь в одиночестве. Меня время гонит, а для вас оно – ничто. И потом – счастливым я неподходящий товарищ.
Однако Морской Орел, вскочив на ноги, поклялся великой клятвой в том, что никогда не бросит корабельного спутника в невзгоде. А дева сказала:
– Красавец, мне лучше пойти с тобой; я не задержу тебя, скорее наоборот, со мной за день ты пройдешь двойной переход.
И она прикоснулась к нему ладонью, погладила и улыбнулась, Холблит ни на что не обращал внимания, но не стал уходить, потому что спутники его уже были готовы к дороге. Так, втроем они вновь вышли в путь.
На обратном пути они проявили такое усердие, что солнце еще не село, а они уже явились к опушке, и Король сидел в дверях своего шатра. Туда-то прямиком и направился Холблит; пробившись сквозь толпу, он стал перед Королем, дружелюбно приветствовавшим его, и не было лицо его менее благосклонным, чем вчера.
Холблит не стал желать ему здравия, но только сказал:
– Король, погляди на мое горе, и если ты не властелин лжи и снов, не играй более со мной, но скажи прямо и честно; известно ли тебе, находится сейчас моя нареченная в твоей стране или нет.
Улыбнувшись, Король сказал:
– Истинно, известна мне эта дева, однако не знаю я, находится ли она сейчас в моей земле или нет.
– Король, – рек Холблит. – Соединишь ли ты нас вместе, остановишь ли поток крови, льющейся из моего сердца?
Ответил Король:
– Я не могу этого сделать, потому что не знаю, где она.
– Почему же тогда ты солгал мне вчера? – проговорил Холблит.
– Я не лгал, – сказал Король. – Я обещал доставить тебя к женщине, которая полюбит тебя, и которую ты должен любить; и она – моя дочь. Теперь смотри! Как я не могу вернуть тебе твою земную любовь, так и ты не сумел открыться перед моей дочерью и стать ее не знающей смерти любовью? Тебе этого мало?
Он улыбался, но в словах звучала суровость, и Холблит воззвал:
– О Король, пожалей меня!
– Да, – сказал Король, – воистину я жалею тебя, но твоя скорбь не убьет меня, а мое сочувствие к тебе не лишит тебя жизни и не сделает счастливым. Даже в таких обстоятельствах ты пожалел мою дочь.
Рек Холблит:
– О Король, ты, могущественный властелин, может быть, и самый могущественный. Ты не хочешь помочь мне?
– Как я могу помочь тебе? – спросил Король. – Тому, кто не хочет помочь себе самому? Ты видел, что должен был сделать; выполни и получишь помощь.
Тогда молвил Холблит:
– Король, а ты не убьешь меня, раз не хочешь помогать мне?
– Нет, – ответил Король, – ибо это не нужно мне и моим людям, а тебе не поможет и не воспрепятствует. Ты волен искать свою любовь где угодно – в пределах моего королевства! Уходи с миром!
Холблит видел, что Король в гневе, несмотря на улыбку; лицо его сделалось столь холодным, что мозг замерз в костях Холблита, и он рек себе:
– Этот Король лжи не убьет меня, хотя гнев его трудно снести, но я жив и может случиться, что любовь моя находится в этой земле, и я сумею отыскать ее, а вот как добраться до других краев, мне неведомо.
