— Вот, это Владимир Шмаков. Если не трудно, отпечатайте, пожалуйста, экземпляр и для Ани, — попросил он.
— Конечно, отпечатаю, — сказал я и, приняв пакет, спросил. — Когда мне вернуть эти негативы?
— Ну, я думаю, недели три хватит, чтобы все отпечатать?.. — то ли рассуждая вслух, то ли спрашивая, сказал Корщиков.
— Постараюсь уложиться, — заинтересованно определил я и добавил, — хотя работы немало!.. Сколько всего страниц? заглядывая внутрь черного пакета, спросил я.
— Чуть более пятисот, — ответил Саша и сел напротив меня на довольно расшатанный, жиденький, как этажерка, стул.
Мы заговорили врастяжку, с паузами, будто на разных языках, как бы прислушиваясь к незримому переводчику, сидящему между нами. Таинственные паузы вкрадывались в наш диалог, эти паузы я тоже осмысливал, и даже, мне показалось, осмысливал не меньше, чем сами слова Корщикова.
Я отложил черный пакет в сторону, на подоконник. Пауза продолжала висеть между мною и Сашей.
— Отвратительное место общежитие, не правда ли? — сказал Корщиков.
— Я бы сказал даже — мерзкое, — ответил я.
— Да, но, как бы оно плохо ни было, а только чем ни хуже, тем лучше, — удивил меня Корщиков.
— Вы сказали: чем ни хуже, тем лучше? — переспросил я.
— Да, — подтвердил он.
— Но, тогда, Саша, позвольте вас не понять!
— Сосредоточиваться в безветрии, тишине и покое, — это хорошо! — сказал Корщиков. — Но это такое непрочное умение! От малейшего шороха может рассыпаться… Куда сложнее застолбить свое внимание на чем-либо среди отвлекающей тебя призрачности. Поверьте, в магии, например, это очень важное обстоятельство.
— Ну, это в магии, а в жизни все, скорее, наоборот, возразил я. — Хотя, про себя, мне именно так и хотелось думать!
— Одни говорят — магия, другие говорят — жизнь. В чем разница? Суть одна. Названия — разные, — пояснил Корщиков.
— Ну, уж я не соглашусь с вами, что жизнь и магия — одно и то же.
— Согласитесь или нет, от этого суть все равно не изменится, — сказал Корщиков. Он абсолютно уверенно посмотрел мне в глаза.
Все-таки пауза великая вещь! Ничего на свете нельзя делать без пауз. А разговор без пауз — не разговор, а так, информативное общение, и только… Я молчал с полминуты.
— Вы можете смело расспрашивать меня по своему усмотрению, — предложил Корщиков.
— Вы знаете, — сказал я, — не люблю „вечера вопросов и ответов“.
— Понимаю, — кивнул Корщиков, — чувствуете напряженность? Ну, что ж…
— Совершенно верно, чувствую!
— Тогда… Спрошу я. Можно?
— Спрашивайте.
— Хорошо… Что побудило вас заинтересоваться Шмаковым, ну и так далее?
— Э-э… Как вам сказать… Мне порою кажется, что тяга к необычному у меня в крови, она скорее неосознанная, чем направленная, и больше символична, чем рассудительна… Здесь и вера в Бога, и в приметы, ну и конечно же состояния восторга, радости, таинственности, если хотите, — даже страха!
Корщиков улыбнулся, но как-то по-доброму, и эта улыбка меня ничуть не смутила.
— Например, в детстве, — продолжал я, — каждое лето я проводил у своей бабушки в деревне. Напротив ее двора жила одинокая старая женщина — настоящая монашка! — баба Домна… Она никогда в жизни не была замужем! Я часто бегал к ней в гости, через дорогу, и подолгу засиживался за чтением Евангелия и других священных книг. А рассказывала баба Домна так интересно о жизни святых и Христа! Царство ей небесное, пусть ей земля пухом будет… — я приумолк.
— Да… Впечатления детства, — медленно проговорил Корщиков, — но это, — предрасположенность души, а в чем же мелодика вашего интереса?
— Мелодика?
— Да, мелодика, — подтвердил Саша.
— Не так давно, — сказал я, — я узнал, что мой двоюродный дед был колдун!
— Аня рассказывала мне об этом, — остановил меня Корщиков.
Снова наступила пауза. Я раздумывал: говорить о Наташе или не говорить?..
— Говорите, говорите! — возник неожиданно голос Корщикова. Я удивленно посмотрел на Сашу:
— У меня создается впечатление, что вы даже знаете, о чем я должен говорить! — сказал я.
Корщиков промолчал…
— Ну, хорошо… — решился я. — Понимаете, Саша, у меня есть девушка. Божественно красива, неземная душа… Я люблю ее… Мы познакомились во сне… А на другой день узнали друг друга наяву, как старые знакомые!.. В этой истории я так запутался.
— Не переживайте… Если вам суждено, — разберетесь, сказал Корщиков, — все зависит от вас самих. А раз началось, значит — суждено!
Он смотрел мне в глаза совершенно спокойно, уверенно, непоколебимо, а я только посматривал в его глаза, как бы заглядывая на мгновения…
— У меня был друг, — продолжал я, — он давно умер, но он приходил ко мне во сне и показывал, как они живут. Там я и познакомился с Наташей.
— Так ту девушку зовут Наташа? — спросил Корщиков.
— Да. Ее зовут Наташа.
— Что ж, такое бывает, — определил он, и тут же, как-то особенно оживившись, спросил: — Вы что-то хотели у меня спросить вчера в лаборатории?..
— Да, я хотел попросить вас рассказать о Священной книге Тота, — ответил я.
— О Священной книге Тота можно говорить часами, если не веками. Ведь это — самая древняя книга на Земле!
Корщиков поднялся со стула, продолжая смотреть на меня. Его правая рука неподвижно висела от плеча. Потом он сделал несколько шагов от стула, постоял у книжного шкафа и снова вернулся и сел на стул. Я молча ожидал…
— Мой экземпляр Священной книги Тота сегодня у приятеля, но это не беда! Я перескажу вам кое-какие соображения по поводу ее происхождения и значимости, основываясь на вступительном слове Владимира Шмакова.
Саша помедлил еще несколько секунд… Я уловил в глазах Корщикова такую выразительную силу и надежность, что мне почудилось, будто эти глаза управляют его телом!.. И Корщиков заговорил.
— Множество веков пронеслось над Землей. Но там, в бездонном океане времени, среди всего смертного находится один-единственный Памятник, великий Памятник!.. Кто поставил этот Памятник и откуда он родом?! — никто на Земле не знает и, возможно, не будет знать никогда… Все нити и дороги человеческого познания за всю нашу планетную жизнь начинались там, от этого памятника. В Европе этот Памятник известен под именем Священной книги Тота — Великих Арканов Таро…
Корщиков говорил плавно, словно внушая мне каждое слово.
— Владимир пишет в своем Предисловии, что десятки веков назад господствующая ныне Белая Раса на земле имеет этот Памятник Божественной Мудрости от своей предшественницы, и что это Божественное откровение определяет основу всех Посвящений. Его сущность усматривается в каждой религии. Поверьте, Сережа, что это так, — добавил Корщиков. Он опять поднялся со стула, порылся в каком-то чемодане, извлек оттуда общую тетрадь в зеленой обложке, снова сел на стул, немного полистал эту тетрадь… — Вот, — сказал он, — что говорит Елена Петровна Блаватская в своей работе „Тайная доктрина“, — и он зачитал отрывок:
