— Чтоб ему пусссто было! — шипел Голлум. — Чтоб ему пусссто было, этому Торбинссу! Удрал, удрал. А что у него было в кармане? О, мы догадалисссь, моя прелесссть, мы догадалисссь! Он нашел его, да, он должен был его найти! Наш подарочек на день рождения!
Бильбо навострил уши. Наконец-то он начал что-то понимать. Хоббит прибавил шагу, стараясь не отставать от Голлума, который резво трусил по каменной норе. Стены слабо светились, и было видно, как Голлум крутит головой.
— Наш подарочек на день рождения! Как же мы его потеряли, моя прелесссть? Да вот как потеряли! Когда тащили этого сосссунка, этого визгунишку! Вот как. Пропало, моя прелесссть, соскользнуло и пропало! Оно пропало, голлум!
Вдруг Голлум уселся и заплакал; в горле у него омерзительно свистело и булькало. Бильбо замер, прижавшись спиной к стене. Неожиданно Голлум перестал плакать и заговорил — точнее, заспорил — сам с собой:
— Вернутьсся? А зачем? Его там нет. Мы знаем, голлум. Исскать бессполезно. Оно в кармане у этого Торбинсса, этого гнуссного воришки! Он нашел его. Мы догадалиссь, моя прелесссть, догадалиссь. Но где он, Торбинсс? Нужно найти, моя прелесссть. Ведь он не знает, что это такое, и он не мог далеко уйти. Он заблудился, гадкий вор! Он говорил, что не знает дороги! Да, говорил. А если он нам врал? Он такой, Торбинсс. Ведь не сказал, что у него в кармане, хотя мы сспрашивали. Сюда вошел, значит, и отсюда выберется. Он идет к задней двери. Точно, к задней двери, голлум! А там его схватят гоблины. Его поймают, моя прелесссть! Шшш!.. Если наш подарочек у него, моя прелесссть, он достанетсся гоблинам. Они поймут, что это такое. Мы больше не будем в безопасссности, никогда не будем, голлум! Гоблин наденет наш подарочек и исчезнет… Никто не увидит гоблина. Даже наши глазки не увидят, а он будет шасстать по коридорам и поймает нас, да, голлум, голлум! Хватит болтать, моя прелесссть! Надо торопитьсся. Мы должны опередить Торбинсса. Пошли. Уже близко.
Голлум рывком поднялся и большими шагами двинулся по проходу. Бильбо устремился следом. Больше всего он боялся снова споткнуться и упасть. Голлум наверняка услышит и прибежит… Голова хоббита от изумления шла кругом. Выходит, колечко-то — волшебное, и тот, кто его наденет, становится невидимым! Вот почему Голлум промчался мимо! В древних преданиях говорилось о таких кольцах, но одно дело — предания, и совсем другое — когда все происходит не с кем-нибудь, а с тобой.
Так они и шли; Голлум, бранясь, шлепал впереди, а Бильбо бесшумно, как истый хоббит, крался за ним по пятам. Вскоре очутились в том месте, где от основного хода отходили боковые. Голлум принялся их пересчитывать:
— Один сслева, да. Один ссправа. Два ссправа, да, да. Два сслева, голлум. — Так продолжалось довольно долго. Голлум шагал медленнее. Он начал тихонько поскуливать от страха. Ведь в любой миг могли появиться гоблины, а он был без кольца!
Наконец перед небольшим отверстием по левую руку Голлум замер.
— Ссемь ссправа, шессть сслева, да, — прошипел он. — Вот он, вот путь к задней двери, моя прелесссть. Вот проход.
Он заглянул в отверстие и отпрянул.
— Нет, моя прелесссть, мы туда не полезем. Там гоблины. Мы знаем, что они там. Шшш… Что же нам делать? Гнуссный, гнуссный Торбинсс! Подождем здессь, моя прелесссть, подождем и поссмотрим.
Бильбо впал в отчаяние. Голлум привел его к проходу, но толку от этого было чуть. Лиходей, скорчившись в три погибели, уселся перед проходом, глаза его холодно светились, голова поворачивалась из стороны в сторону.
Бильбо сделал шаг от стены. Голлум мгновенно насторожился, принюхался, его глаза замерцали зеленым. Он тихо и грозно зашипел. Хоббита он видеть не мог, но зрение ему и не требовалось: он полагался на обоняние и слух, обостренные долгим пребыванием во мраке.
Голлум, едва ли не распластавшись, припал к полу, напрягся, как тетива, морда вытянулась, нос почти вжался в камень. Этакая черная тень, лишь глаза светятся… Бильбо понял — сейчас бросится.
Хоббит затаил дыхание и замер в неподвижности. Как же быть? Надо бежать, покуда еще есть силы. Наверное, придется сражаться. Придется пронзить эту мерзкую тварь мечом, выколоть ей глаза, убить… Ведь Голлум хочет его съесть. Ну и что из того? Битва все равно не будет честной. Бильбо невидим, и потом — у Голлума нет меча. И вообще, Голлум такой несчастный, хоть и злобный, такой жалкий и одинокий! Бильбо внезапно понял, каково это — жить в беспросветном мраке, без надежды на лучшую долю. Кругом камень и тьма, промозглая сырость… Тут не только зашипишь, тут взвоешь. Это сочувствие было сродни озарению. Хоббит вздрогнул, а затем, словно сочувствие придало ему решимости и сил, прыгнул.
Для человека такой прыжок, конечно, не ахти какой, но ведь прыгал не человек, а хоббит, да еще прыгал во тьме. Взмыв вверх на добрых три фута, Бильбо пролетел над Голлумом, лишь чудом не врезавшись головой в низкий карниз (если бы он это знал!).
Голлум перевернулся на спину и выставил вверх все четыре лапы. Но слишком поздно! Лапы схватили пустоту, а Бильбо, приземлившись на ноги за спиной Голлума, бросился бежать. Голлум пустился следом, но мало-помалу начал отставать. Донесся леденящий кровь вопль, полный ненависти и отчаяния. Голлума перехитрили. Он не смел преследовать хоббита, а потому упустил и добычу, которую уже считал своей, и ту единственную вещь, о которой по-настоящему заботился. От его вопля сердце Бильбо ушло в пятки, но хоббит не остановился и даже не обернулся. А в спину ему неслось:
— Вор, вор, вор! Гнуссный Торбинсс! Ненавидим, ненавидим его! Только попадисссь нам, мерзкий похититель!
Вскоре крики смолкли. Тишина пугала — должно быть, гоблины где-то здесь, рядом, раз Голлум не полез в проход. «Они наверняка услышали его вопли, — подумалось Бильбо. — Гляди в оба, Торбинс, не то снова угодишь в беду».
Низкий, прорубленный в скале ход вел прямо. Пол был ровный, лишь иногда под ноги попадались зазубренные осколки. «Низковато для гоблинов», — подумалось хоббиту. Он не знал, что гоблины, даже крупные горные орки, передвигаются по узким ходам на четвереньках — и очень-очень быстро.
Сперва проход вел вниз, потом выровнялся, стал полого подниматься и вдруг круто устремился вверх. Бильбо замедлил шаг. Поворот, короткий спуск — и впереди что-то блеснуло. Это был не костер, нет, это был самый настоящий солнечный свет. Тогда хоббит побежал.
Его подгоняло нетерпение, ноги мелькали так, словно двигались сами по себе. Он обогнул выступ и выскочил на открытое пространство. После долгого пребывания во мраке свет показался ему ослепительно ярким. На деле же сквозь щель в дверном проеме — огромную каменную дверь оставили приоткрытой — проникал один-единственный солнечный лучик.
