Для тех, кто будет искать убийц стражников — слепили горбатого. Трупы разблочили, одежду вместе с мечами и арбалетами увязали в большой надежный узел и утопили в реке. Да не в том месте, где всё произошло, а в миле выше по течению, в глубоком бочажке с илистым дном. Берега в этом месте болотистые, никто купаться не полезет. Коней прогнали подальше, будто те в испуге убежали. Себе взяли ножи и кошели. В ячменях, в основном, оказалась медь. Серебра немного. Зато в поясе главного стражника нашли зашитые золотые монеты. Целый десяток. Коготь нашел, Отто и в голову не пришло пояс прощупывать.
После двинулись в город, но не вдоль реки, а кружным путем, чтобы подойти с другой стороны.
Завидев вдали башни Нейдорфа, Коготь сошел с дороги и потащил приятеля вдоль узкой полоски леса, окаймлявшего огромное поле. Лесок вывел их к большому вонючему ручью. Или маленькой речке.
— Из города течет, — пояснил Коготь. — Всё дерьмо городское здесь плавает! Потому и воняет. По нему в город пройдем.
Медвежонок посмотрел на мутную воду. Степенно покачиваясь, проплыл раздутый труп в одном исподнем, выставив в небо облепленную нечистотами бороду. Как упрек Господу. Коготь отследил взгляд товарища.
— Я ж говорю, всё дерьмо здесь плавает. Мытарь местный. Декада, как подломили. Здесь искали уже, еще до того, как я в гастроль ушел. Придержал кто-то жмурика, а сейчас выпустил.
— Туда лезть придется? — спросил Братишка.
Не то, чтобы брезговал, навоз в деревне — дело привычное, но пачкаться не хотелось.
— Не-а, — махнул рукой Коготь, отрывая от ближайшего пня мох. — Посуху пройдем! Только сопелку надо будет заткнуть, — он протянул часть напарнику. — А то задохнемся!
Ручей нырял под городскую стену, оставляя над собой совсем небольшой зазор. Пришлось ползти по самому краешку, благо отверстие было немного шире речки.
— Здесь же и враг залезть может, — прошептал Братишка.
— Решетки опускаются, — пропыхтел ползущий впереди Коготь. — Когда аларм объявят. Их вышибить можно, только если в Вонючке по шейку стоять. А большинству, так и с головкой будет.
Он высунул голову из дыры и внимательно огляделся.
— Чисто!
Оба выбрались наружу. Точнее, внутрь города. Коготь еще раз огляделся и затрусил вдоль стены налево. Потом свернул в небольшой грязный переулок, скользнул вдоль забора, нырнул в дырку и четырежды стукнул в покосившуюся дверь крохотной хибары. Дверь открылась. Невысокий, не выше Когтя ростом, сухонький узкоплечий старичок окинул обоих подозрительным взглядом и недовольно буркнул:
— Чего надо?
— Клифт малый, — Коготь не обратил на не слишком теплый прием ни малейшего внимания. — И шкеры. Только чистые. На него, — он кивнул на Отто. — Чтобы в масть было. Братишка это мой.
— В долг? — прошамкал старик.
— Обижаешь, — нахмурился Коготь. — Форс имею!
— Линьковые? На свежаков работаешь?
— Белки! — Коготь осенил лоб Знаком. — Даже не беговые!
Старичок исчез в доме, чтобы вскоре появиться с рубахой и штанами в руках.
— Пойдет?
Коготь придирчиво осмотрел вещи, заставил Отто переодеться и, после недолгой торговли всыпал в ладонь старику горсть медяков. Дверь тут же закрылась.
— Паук — барыга честный, — сообщил Коготь уже на улице. — Раз сказал «чистые» — так оно и есть. Можно носить без опаски. Потому все шмутье к нему идет. У него ойро без счета!
— А не боится, что самого подломят? — охраны у торговца Медвежонок не заметил.
— Даже не думай! — зашептал Коготь. — Прошлой весной гостевые с Юга дернулись. Пятерых к лепилам унесли.
— К лекарям?
— Ну да! Не убивает он! Кости переломал и легавых вызвал. То не западло, раз на блатняка хвост задрали. Лепилы подлатали, и на кичу. А оттуда ни один не вышел. У Паука лапы длинные. И Пауком его не называй, не любит он свое погоняло.
Под разговор Коготь задними дворами и закоулками привел новоиспеченного брата в район, застроенный полуразваленными халупами, рядом с которыми хибара Паука выглядела королевским дворцом. Долго присматривался, прежде, чем подойти к одной из них, внешне неотличимой от других. Наконец, произнес:
— Вроде, не было никого.
— Я перекинуться могу, — прошептал Отто. — И понюхать.
— Не вздумай! — прошипел Коготь. — Вообще забудь, что умеешь! Я пойду, гляну. Если всё нормально — выйду, махну. Выждешь немного, и иди. А если меня повяжут — ты слинять успеешь!
— Тогда точно перекинусь, — не согласился Медвежонок. — Отобью тебя. Деда не смог, брата терять не хочу!
Коготь странно посмотрел на напарника:
— Ладно, посмотрим.
Он скользнул вперед, подкрался к двери и скрылся внутри дома. Снова появился на пороге и подал знак.
Внутри было… Плохо было внутри. Неровный земляной пол, на котором валялся всевозможный мусор: обломки камней и гнилых деревящек, полуистлевшие от старости тряпки, окаменевшее дерьмо, а запах, витавший под щелястой крышей, однозначно намекал, что не только окаменевшее… Да еще старое кострище посередине.
— Ну как хаза? — спросил Коготь.
Медвежонок только крутил головой, не понимая, как здесь можно жить.
Страшно довольный произведенным эффектом, Коготь прошел к дальней стене, уперся в нее ногой и двумя руками, для чего пришлось принять на удивление неудобную позу, и толкнул. Часть пола уехала в сторону, открывая ведущую вниз лестницу.
Вслед за товарищем Отто спустился вниз. Люк закрылся, и Коготь зачиркал кресалом. Неяркий колеблющийся свет лучины выхватывал только стены уходящего в глубину хода.
— Пошли, — скомандовал Коготь, меняя лучину на факел из лежащей рядом стопки, завернутой в промасленную холстину, — а то света не напасешься. Тут идти и идти!
Длинный тоннель вывел в самую настоящую комнату. Здесь было небогато, но чисто. Прямо на полу лежала пара тюфяков со сложенными на них одеялами. В одном углу высился слегка кособокий шкаф без дверок, а в другом гордым королем возвышался огромный дубовый стол, сильно обшарпанный, но зато щеголявший фигурными резными ножками и большой тумбой с ящиками. Пейзаж дополняла пара больших чурбаков возле стола. В шкафу висели две шерстяные куртки. И больше — ничего!
— Это грот называется! — Коготь воткнул лучину в стену и плюхнулся на один из тюфяков. — Вот тут мы и живем.
— Кто «мы»? — спросил Отто.
— Ты и я.
— А-а-а… — глубокомысленно произнес Медвежонок. — А это ты пещеру выкопал?
— Ты что! — мальчишка расхохотался. — Мне такое слабо! Тут Грец со сворой жил. От него осталось. Даже не жил, они сюда от облав уходили. Все на дно ложатся, а Грец — ниже.
