— А что, Свирид и боярыня друзья большие?
— Я тебе по секрету скажу — очень большие! Но в прошлом. Потом враждовали долго, а недавно снова помирились. По тому случаю даже придел к церкви вместе возвели.
— Хм. А боярин-воевода как на ту дружбу смотрел? Неужто нравилось ему, когда жена с неблагородным дружит?
— А тут тайна великая есть! — Старик перешел на шепот. — Связывает она всех троих крепче цепи железной.
— Знаешь ли ты ее?
— Может, знаю, а может, и нет… За такую болтовню и в прорубь недолго сыграть.
— Скажи мне на ушко, а я тебя денежкой побалую.
— Любопытный ты, скоморох! А сколько дашь?
— Сребреник.
— Годится. Давай!
— Не. Ты сначала тайну расскажи. Потом дам.
— Добро. Слушай.
Старик повернулся к самому уху скомороха и зашептал:
— Был я тогда еще молод. Совсем юн, прямо скажу. Умер наш старый ярл Регнвальд, и осталось у него два сына — Улеб и Эйлив. Наследовать отцу должен был старший. Но привел он в дом девушку из смердов и назвал ее женой. Возмутился тогда Эйлив, и была замятия. Недолго то усобье длилось. Улеб пропал в лесу, как на охоту поехал. Эйлив вернулся, выгнал жену брата в чем мать родила, господином в Ладоге стал. Свирид же управляющим сделался, хотя до того конюхом у Улеба служил.
— А при чем тут Параскева?
— При том, что она невестою Улеба была. Да отверг он ее. Когда же Улеб исчез, брат в жены ее взял. Такая вот сказка.
— Заставляет задуматься.
— Сребреник давай.
— А нету пока. Да ты не волнуйся, мне обещали за выступления приплатить. Как дадут, я сразу к тебе.
— Коварен ты, скоморох! Я к тебе с открытой душой, а ты вона как…
— Не гневись. Вправду денежку отдам. Только вот сам получу.
Дверь в людскую распахнулась, внутрь вошел Грим, в сопровождении стражи.
— Скоморох! Выходи!
Радим съежился от окрика и даже не подумал встать.
— Скоморох!
Старик подтолкнул Радима:
— Вот он, господин! Иди же, зовут!
Радим нехотя повиновался. Он протиснулся сквозь ряды холопов и остановился перед Гримом. Тот ничего объяснять не стал. Вместо слов Радиму заломили руки за спину и поволокли наружу.
В риге снова было многолюдно. Те, кто вчера упились, уже протрезвели, другие вернулись из церкви от тела Яна Творимирыча, третьи, отлежав бока, потянулись в веселую компанию. Разговоры были у всех об одном — о неожиданных смертях в Ладоге. Про Сви-рида открыто говорили, что он был отравлен. Насчет боярина делали туманные предположения.
В отношении яств единодушия не было. Некоторые сторонились всякой еды, другие, наоборот, ели за обе щеки, смеясь над пугливыми товарищами. Бояре, сидящие за хозяйским столом, лакомились медом, намазывая его на хлеб. Ни к чему другому они не притрагивались. Эйлив был без жены, по правую руку от него сидел Остромир, по левую Симон. На лицах всех троих озабоченность. Им было не до веселья.
Гусляр заиграл ритмичную мелодию, и часть гостей пустилась в пляс. Подошвы застучали по выстланному дощатыми щитами полу. Шум усилился настолько, что вести всякие разговоры стало затруднительно. Эйлив недовольно поморщился. Он только что начал говорить с Симоном, а из-за танцев был вынужден замолчать. Однако останавливать гостей воевода не решился. В конце концов, для этого они сюда и собрались.
Грим подошел к воеводе и склонился к его уху. Эйлив кивнул, и воин быстро удалился. Вскоре он вернулся к хозяйскому столу в сопровождении Радима.
Когда, утомившись пляской, большая часть гостей вернулась на лавки, воевода дал знак гусляру прекратить играть. Музыка стихла, все замолчали и повернулись к хозяину пира. Тот поднялся со своего места и произнес речь:
— Гости дорогие! Мы собрались, чтобы весело отметить праздник. Но боги распорядились так, что радость нарушена смертью близких людей. Мы помним о них и скорбим. Однако нам жить дальше. А потому негоже, ежели встретим мы весну с грустными лицами и тусклым взором. Что за год выдастся, когда на Масленицу веселья нет?
Одобрительные выкрики гостей показывали, что речь воеводы нашла отклик у слушателей. Собственно, большинству из них дела до Яна Творимирыча и Свирида никакого не было. Жалели их, само собой, но горя не ощущали.
— Решил я подарить вам забаву великую. Такой еще не приходилось вам испытать. Вот есть тать пойманный, в скоморошьем кафтане в дом проникший. Хотел он наше добро прибрать, да добрые люди остановили. Что делать с ним?
Холодный пот прошиб Радима. Он завертелся, жесткая хватка сторожей усилилась.
— На осину его! — послышались выкрики. Воевода поднял руку, призывая к тишине:
— Тихо! Есть более хитрая забава. Давно ль вы охотились? Давно ли в руках рогатину держали? Что скажете, коли зверь поумнее многих будет?
— Неужто на скомороха будет охота? — раздался голос самого догадливого.
— Верно! Пустим его в лес, пусть прячется. Мы же выйдем по его следам. Кто зверя завалить сможет, внакладе не останется. Вот эта мошна тому свидетель!
Эйлив снял с пояса кошель и высыпал на стол горку серебра.
— Помилуй, господин воевода! — Радим попытался упасть в ноги боярину, но его удержали.
— Молчи, смерд! — грозно блеснул очами Эйлив. — Коли до восхода продержишься — все серебро твое, и дорога, куда пожелаешь, открыта.
Скоморох понял, что его судьба уже решена. Не так он желал умереть, ох, не так…
— Гости дорогие! Принимаете ли условия охоты?
Раздались довольные крики пьяных гостей. Все горели желанием тут же растерзать скомороха и получить вожделенную награду. Воинам Грима пришлось сдерживать толпу, заслонив скомороха широкоплечими телами.
— Пусть идет! — перекрикивая возбужденных гостей, приказал Эйлив. — Не троньте его, пока сигнала в рог не дам! Грим, веди его до опушки, там лыжки дай, чтоб в первом сумете не увяз, и пускай на все четыре стороны.
Грим кивнул и сделал знак своим людям. Радима потащили сквозь бурлящую массу купцов и посадских.
— Сейчас же, гости дорогие! Всех прошу во двор! Время пришло Морену запалить и песни спеть. Потерпите немного, дайте зверю хоть недалеко уйти!
Слова воеводы Радим слышал как сквозь стену. Шум вокруг нарастал, пелена ужаса поднималась тем больше, чем скоморох лучше осознавал свое положение. На миг он даже лишился дара речи и безвольно повис на руках сторожей. Отрезвляюще подействовал холодный ветер. Радим встрепенулся и расцепил зубы:
— Стойте! Я должен поговорить с боярыней.! Вам несдобровать, ежели она узнает, что вы меня не послушали!
Речь Радима не произвела на Грима и его воинов никакого впечатления. Они упорно тащили его прочь Из града.
